Мои чувства — как некрасивая болезнь: говорить о них не стоит, чтобы не портить аппетит окружающим.

— Я просто рассматриваю деловое предложение. Разве не так поступают умные куколки, Марк Игоревич? Обсуждают все плюсы и минусы, договариваются о количестве секса в неделю, обсуждают пакет услуг: «Полный минет плюс», «Максимум и стриптиз каждую субботу», «ВИП с задним приводом»? Предупреждаю сразу — я девушка порядочная и…

— Зай, реально заебываешь, — сводит челюсти.

— Что за дела, Марк Игоревич, я еще не озвучила расценки, а вы уже сливаетесь.

Мы смотрим друг на друга пристально и практически не моргая.

У этого мужика — самое красивое лицо на свете.

И самые красивые руки.

Но уже не для глупой Зайки.

Мне противно от того, кем я стала в этих серебряных глазах. Куском мяса, который можно присоединить к армии своих «давалок»? Корыстной бездушной телкой? Или просто ветреной дурой?

Ни от одного из этих вариантов мне не легче, так что…

Я кладу букет на капот «гелика».

Спокойно, продолжая улыбаться так, будто на самом деле моя жизнь не катится вниз на максималках.

— Знаешь, Бармаглот, ты мог просто сказать, что я больше ничего для тебя не значу. — «Улыбайся, Сумасшедшая Алиса, просто доиграй до конца». — Думаешь, мне было бы недостаточно больно? Поверь, нет. Кому ты сделал лучше сейчас? Себе? Отыгрался? Счастливым не выглядишь.

Хотя, справедливости ради, у него такое каменное выражение лица, что даже мне, изучившей его лицо вдоль и поперек, никак не проникнуть за эту непроницаемую маску. Выглядит так, что, если бы у меня вдруг случился сердечный приступ — стоял бы и смотрел, как буду корчиться в предсмертной агонии. Возможно даже переступил бы потом через скрученный трупик и пошел искать новые чистые салфетки.

— Спасибо за цветы, Бармаглот, и спасибо за эту порцию унижения. Я немного… отрезвела.

Я могла бы сыграть убедительный спектакль на тему: «Я не такая, мне от тебя ничего не нужно, забирай «Ровер», забирай магазин…». Но только по уровню эффективности это будет примерно то же самое, что и этот его спитч о роли любовницы. Такие мужчины не забирают обратно свои подарки. Им это незачем, если кайф от факта дарения уже получен.

— Извини, что испортила тебе жизнь. — «Улыбайся, Сумасшедшая Алиса, умрешь немножко позже». — Мне правда жаль, что все так получилось. Ты… был…

«Скажи ему, что любишь!» — орет внутренний голос.

«Зачем?» — пожимает плечами маленькая измученная бессонницами девочка, лежащая в деревянном гробу в обнимку с уже умершими мечтами.

«Пусть уходит и думает, что самое ужасное в его жизни — Алиса Волкова — осталась в прошлом», — успокаиваю их всех.

Марик подается вперед как раз в тот момент, когда на землю падают первые тяжелые капли дождя.

Отхожу.

Достаю из сумки зонт, раскрываю его с громким хлопком и радуюсь, что долгожданный ливень смывает с моего лица неудержимый водопад слез.

— Обещаю, что больше тебя не побеспокою, Бармаглотище. — Спиной, стараясь не свалиться с ног от дикой усталости. — Честное сумасшедшее слово.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Какой-то маленькой и чудом выжившей части внутри меня отчаянно хочется верить, что он пойдет за мной. Обнимет сзади, прижмет к своей широкой груди — и вместо недомолвок и миллионов обидных слов мы будем просто целоваться под этим громом и серым небом, насквозь мокрые и жадные друг до друга.

Но, когда «гелик» проезжает мимо, я вспоминаю, что на самом деле сказка об Алисе кончилась грустно — возвращением в реальность.

— Не хочешь присоединиться к нам? — спрашивает Юлиана, когда до Нового года остается всего неделя. — Если, конечно, у тебя нет других планов.

Мы сидим на втором этаже кофейни, на только что выстеленном каменными плитами полу. Чтобы закончить ремонтные работы до Нового года, бригада трудится день и ночь, и это — почти буквально.

Уже готовы стены и все отделочные работы. Стойку для баристы соберут завтра и потом останется только расставить столы и стулья.

Если не случится никакого форс-мажора — я открою свое маленькое кафе уже второго января и буду изо всех сил надеяться, что эта затея не окажется провальной.

Хотя, она ведь не моя. Это Бармаглот придумал, что кафе на втором этаже кондитерской с видом на старые дворики Москвы — то, что нужно для любителей незатейливых сладостей. Я просто решила, что, если бизнес идет хорошо — лучше, чем я могла надеяться — самое время пойти немного дальше.

То есть забить делами и заботами каждую секунду каждой минуты своего свободного времени. Чтобы не думать ни о чем, кроме саморазвития и штурма новых Олимпов.

Юлиана как-то пошутила, что мне нужно сперва развить бизнес до оптимально высокой точки и только потом думать о личной жизни, потому что мой успех — это явно, как в той песне, из-за затишья в любви.

Я поулыбалась и отшутилась чем-то в духе: «Первым делом булочки, а мальчики — потом!»

— У меня на все Новогодние праздники есть только один план — спать и работать, работать и спать.

— И иногда есть, — ворчит Юлиана, выразительно дергая мой порядком обвисший на плечах свитер.

В последнее время правда похудела. Утром даже испугалась отражения в зеркале. Даже без грима можно быть отличной ходячей калаверой[1] на El Día de Muertos[2].

— Обещаю сожрать коробку конфет и десяток неполезных бургеров, — в шутку скрещиваю пальцы, давая обещание, которое, конечно же, не собираюсь выполнять.

Удивительное дело, но после того, как сладости прочно вошли в мою жизнь, они стали для меня товаром, а не удовольствием для желудка. Так что, так уж получается, сейчас все мои удовольствия лежат исключительно в плоскости работы. Сомнительная радость, конечно, но зато благодаря ей я, наконец, скопила первый взнос на новую квартиру.

Мою собственную квартиру.

Небольшую, конечно, но зато в новостройке, в приличном районе, с личным местом на подземном паркинге и видом на парк.