Куруфинвэ, эльф вскрикнул от боли в лодыжке и упал на колени.

— Я должен найти мою Алую Леди! Мою! — прошептал, морщась, Аклариквет, пробуя найти, за что бы схватиться. — Должен!

Рука нащупала холодный выступ — мраморная скульптура короля будто протянула руку со щитом, однако встать самостоятельно менестрель не смог и без надежды на помощь посмотрел в сторону Таникветиль.

— Единственный вечный негасимый свет, до которого не добраться со злом, сейчас сияет для всех нас, — среди страха и разрухи появилась Майэ Илмариэ, сверкая белоснежным искрящимся платьем. Чёрные волосы слились с окружающей тьмой, глаза на фоне мраморной кожи горели отражением сияющего небесного купола. — Восславим же Владычицу Варду Элентари, создавшую для нас звёзды! А Элберет Гилтониэль!

A Elbereth Gilthoniel,

Silivren penna miriel

O menel aglar elenath!

Na-chaered palan-diriel

O galadhremmin ennorath,

Fanuilos, le linnathon

Ve linde le ca Valimar

Nef aear, si nef aearon!

«Белая, словно снег на севере, — стал повторять про себя Аклариквет, вспоминая изображения Варды во время звучания Песни Творения, великой Айнулиндалэ, — сияющая королева Арды, чей свет блистает над гудящими кронами. Белоснежный образ, яркий, чистейший, от которого перехватывает дыхание…»

Но огонь волос Нерданель сейчас всё равно был милее и важнее любого Айну, только среди собравшихся вокруг Майэ Илмариэ эльфов её не было. Где же Алая Леди? Где?

Из-под перевёрнутого стола выполз цветущий вьюн, протянул Аклариквету сложенный лодочкой листок, полный воды.

— Спасибо, — менестрель едва не прослезился.

С балкона дворца Манвэ, усиливая голос чарами, заговорил Владыка Арды, то и дело посматривая на стоявшего рядом всё ещё короля-наместника Нолофинвэ. Позади них находился Феанаро Куруфинвэ, и взгляд невольно устремлялся на изгнанника. Просто одетый, без сделанных собственными руками украшений и любимых Сильмарилей, небрежно причёсанный, глава Первого Дома Нолдор выглядел королём гораздо убедительнее, чем его брат и даже непомерно благостный и милый Манвэ Сулимо, белоснежное одеяние которого украшал сапфировый пояс — его когда-то давно в дар любимому Владыке сделал нынешний мятежник. Как же всё изменилось в Амане!

— Тьма рассеяна, — успокаивал король Арды эльфов, — звёздный сумрак не страшен для вас.

— Не за этим мы уходили с берегов Куивиэнэн, — прозвучали рядом с Акларикветом язвительные слова Менелдила. — Тьма догнала Эльдар в Валиноре? Какие ещё тени прошлого нам ждать?

— Несмотря ни на что, народ Нолдор останется единым! — долетела речь Нолофинвэ, и менестрель по привычке почувствовал прилив сил: короля необходимо поддерживать.

Но где же Алая Леди?!

На удивление, Феанаро Куруфинвэ молчал. Ему нечего сказать? Не может быть.

— Мне очень тяжело говорить это, — Манвэ опустил глаза, раскинул руки, призывая орлов, — но Мелькор, клявшийся нам, что больше никогда не причинит никому зла…

— Мы всё видели, — вдруг около Илмариэ появились двое Майяр Вала Оромэ, — наши братья говорят, будто Мелькор создал или пробудил огромную паучиху и держал её на юге Валинора, но мы видели иное: Мелькор прибыл с севера, и только потом сделал круг, чтобы подобраться к Древам с южной стороны. Он вонзил копьё в ствол Телпериона, а потом и в Лаурелин, сок и росу выпила паучиха. Насыщаясь, она создавала облака мрака. Мы попытались позвать на помощь, но не успели. А задержать Вала нам, увы, не под силу.

И вдруг толпа взорвалась:

— Что же дальше?!

— Так почему вы сейчас бездействуете?!

— Вы обещали безопасность!

— Где король Ингвэ?

— Дети напуганы! Это ваша вина!

— Сделайте, чтобы стало вновь светло!

— Как вы это допустили?!

Добродушный вьюн, проявивший столь милую заботу о менестреле, задрожал и прижался к боку Аклариквета.

— Не бойся, малыш, — утешил младшего Айну певец, понимая, как глупо это выглядело. Эльф подбадривает одного из Творцов! Это ведь нелепица!

Шум нарастал лавиной, и Аклариквет вдруг понял, что его личная жизнь, на которую он по наивности надеялся, ничто по сравнению с творящимся вокруг кошмаром. Да, его сердце рвётся от боли, Нерданель где-то здесь, в толпе… Вдруг она ранена? Но…

«Я — менестрель короля. Короля! Мой король — Нолофинвэ Финвион! И что ещё, если не музыка, нужно сейчас всем этим несчастным испуганным эльфам?»

Сам не зная как, превозмогая рвущую лодыжку боль, Аклариквет встал и поплёлся к сцене, надеясь не оказаться сбитым с ног ещё раз. Найдя самую целую арфу и поднявшись на помост, певец начал играть, сосредотачиваясь на магии.

— Что? — крикнул кто-то в толпе, заметив «купленного менестреля». — Споешь нам, какой Мудрый Финвэ прекрасный владыка, да?

«Я их не слышу», — приказал себе Аклариквет.

— Или какой Феанаро сумасшедший? А может, заявишь, будто Сильмарили — просто мутное стекло?

И вдруг одна из струн души менестреля лопнула.

— Знаю, — сам не понимая зачем, с отчаянием бросил Аклариквет с высоты, — вы все презираете меня, и презираете заслуженно! Моя музыка — моё бесчестье, но больше у меня ничего нет!

— Кроме роскошных покоев в королевском дворце! — заявили из разразившейся смехом толпы.

— Но вы совсем не знаете меня! — запротестовал певец. — Я пишу и настоящую музыку! И сейчас самое время…

Ударив по струнам расстроенной арфы, ужасаясь дребезжащему звуку, но понимая, что возиться некогда, менестрель запел:

— Мой путь дождём размыт,

Я потерян и разбит.

Вдоль рваных ран души моей вода струится.

Сколько так бродить,

Теплом пытаться растопить

Боль былых надежд под коркой льда?

Оставь меня! Смогу ли навсегда

Когда-нибудь любовь к тебе забыть?

В моей плоти странный яд

Снов, в которых говорят

Воспоминания мои ещё живые.

Дарят мне покой,

Ласкают прошлым разум мой.

В будущем тебя со мною нет!

Любовь прошла, прошла, как летний дождь,

И в наших сердцах погас давно огонь.

Прощай! Не нужно лишних слов,

Они — дыханье ветра,

Исчезнет их тепло под каплями дождя.

Прощай! Нам нечего сказать,

Нас разные дороги ведут.

И в твоём сердце нет пощады для меня.

Всю нашу ложь не изменить,

Я не любил, как мог любить.

Дни ползут, проносят мимо

Радость и мою печаль,

Я ловлю твой образ мнимый,

Что уводит мысли вдаль.

Сновиденья помогают,

Пью их яд опять до дна.

Мои слёзы высыхают,

Исчезая навсегда.

Оставь меня!

Я боль вкусил сполна.

Сумею ли я

Простить