Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе надо прилечь, пойдём, — сказал знакомый голос, и Тьелпе попытался послушаться, только ноги отказывались подчиняться.
— Асталион, — язык не шевелился, но юный эльф очень не хотел казаться слабым. Больше. — Что… Что случилось?
— Те, кто знали, мертвы, — ответил Асталион через силу. — Мне отдали приказ найти тебя, когда пала тьма. И я нашел. И отвёл в укрытие. Потом начался ураган, пришлось искать помещение без окон, а потом, когда всё закончилось, я повел тебя… Подальше от…
Асталион запнулся.
— Ты хочешь сказать, — Тьелпе почувствовал, как силы постепенно возвращаются, — что уводил меня от самого страшного? То есть, вот это всё, — он указал на сорванную кровлю и трупы, — не самое страшное?!
— Пойдём.
— Нет! — сын Куруфинвэ-младшего начал вырываться. — Нет! Я никуда не пойду! Пока не получу ответы на мои вопросы! Что…
Он вдруг вспомнил угасающие Древа, и снова к горлу подступила тошнота.
— Почему погас свет? — спросил юноша, чуть не плача. — Нас прокляли?
Асталион не ответил.
С улицы через разбитые окна донеслись одновременно радостные и встревоженные голоса, и Тьелпе расплакался. Вырвавшись от Асталиона, юный Нолдо побежал по залитому кровью и засыпанному осколками коридору, по ставшим скользкими ступеням, по разрушенному упавшей колонной крыльцу, по двору, заваленному вырванными с корнями деревьями, и бросился в объятия отца.
Асталион, вышедший вслед за Тьелпе, смотрел на вернувшихся Феанорингов, в грязной рваной одежде, с пятнами засохшей крови, синяками и ссадинами на лицах, растрепанными волосами, и не представлял, как расскажет о случившейся трагедии.
Майтимо обвел взглядом пострадавшую от урагана крепость, потом взглянул на друга. Асталион опустил глаза и сделал знак Феанорингу отойти в сторону для разговора.
Макалаурэ смотрел вслед уходящему брату и думал, что кошмар только начинается: одежда Тьелпе окровавлена, и это явно не его кровь.
Он должен знать
В разгромленных покоях у дальней от дверей стены весь пол был залит кровью. С незаконченной картины рядом с мертвым Финвэ смотрели живые влажные глаза, словно полные слёз.
— Не представляю, как сказать отцу, — голос Нельяфинвэ срывался.
Тьелко, дрожа всем телом, накрыл застывшее в муке лицо Финвэ плащом и с огромным трудом поднялся.
— Не могу это видеть!.. — произнес он, запинаясь.
— Семнадцать смертей, — выдохнул Куруфинвэ, растирая глаза. — Сколько горя…
— Я еду на Таникветиль, — обречённо заявил Нельяфинвэ и быстро пошёл к дверям, где ждала жена Асталиона.
— Мой господин, — строила из себя смелую эльфийка, — тебе надо переодеться. Не ехать же к Валар в таком виде!
Старший сын Феанаро тупо посмотрел на супругу друга, не понимая, что она от него хочет, и прошёл мимо. Морифинвэ, пряча лицо за волосами, поспешил за братом, Тьелко, снова поправив накрывающий Финвэ плащ, спотыкаясь, бросился следом, позади всех на негнущихся ногах плёлся Макалаурэ.
Курво и Амбаруссар остались с Тьелпе, утешая его и пытаясь понять, что теперь делать с мертвецами и разрушениями. Жена Асталиона с маниакальным упорством предлагала всем помочь переодеться в чистое и не рваное, чуть не плача из-за того, что никто не соглашался, а потом эльфийка просто села в углу на кучу осколков и в голос зарыдала.
***
Кони летели сквозь лес по гористой местности, петляя узкими тропами. Сыновья Феанаро мчались в молчании, лишь замечая, что поваленных и поломанных деревьев всё меньше. Ветер здесь явно не был столь силен, как в окрестностях Форменоссэ. Братья ничего не говорили друг другу, понимая увиденное по-своему, без слов.
Нельяфинвэ пытался собраться с духом, чтобы рассказать обо всем отцу, знал, что должен это сделать, не взваливая непосильную ношу на братьев, но не мог справиться с собой. Всегда считавший себя самым сильным и мужественным в семье, старший сын Феанаро Куруфинвэ почувствовал, как сдавливает грудь, пресекается дыхание, и по щекам текут слезы. Его братья тоже плакали, но это было нормально, а он не имел права на слабость. Только не при всех! В запертой на ключ и засов кузнице или своих покоях, когда в огне превращаются в горстки пепла исписанные страницы, можно было позволить себе всё. Там никто не видит…
А сейчас, при младших братьях, которые не должны никогда и ни при каких обстоятельствах видеть его слабым… Нельзя!
Но справиться с болью потери близкого, которым, казалось, никогда особо не дорожил, Финвэ Третий был не в состоянии.
Макалаурэ подъехал вплотную с одной стороны, Карнистир — с другой. Вместе стало намного легче.
Туркафинвэ вырвался вперёд и поскакал быстрее, мелькая между высокими стволами, нетронутыми ураганом. До дворца Манвэ оставалась примерно половина пути.
Тьма над Валинором
Земля была тёплой и мягкой от шелковистой травы, цветущие белыми крошечными колокольчиками пышные кусты, казалось, были созданы для тайных любовных игр, чем и решила воспользоваться злая из-за постоянного напоминания о «позоре» Ириссэ. Ей уже снова хотелось уйти из дома, чтобы больше никогда не видеть вечно ноющую мать, кудахчущую над уже не маленькой дочерью супругу Турукано и непомерно гордую, но вечно мило улыбающуюся жену Финдекано.
Подкараулив у сцены, где проходил конкурс менестрелей, певца, которого едва не сшиб на зрителей пьяный Финдарато, Ириссэ схватила его под руку и, прищурившись, пригрозила коротким кинжалом:
— Ты теперь мой пленник. Принцессе нельзя отказывать.
Золотоволосый, прекрасный лицом менестрель, певший о любви душ Древ, от испуга выронил арфу, и дочери короля стало скучно — в нём не было ни капли огня! Однако искать новую жертву уже не хотелось, и, надеясь, что эльф не наделает со страха в штаны, Ириссэ, упирая остриё кинжала в бок певца, потащила его в кусты. Было уже очевидно, что с помощью этого испуганного «тела» не удастся перебить воспоминания о пламенной страсти, лишавшей разума, бросавшей в бездну безумных ощущений, когда можно было позволить себе всё, что угодно, пробовать новое и сумасшедшее, переходить любые границы…