похожая на тебя. Аполлинария. Я зацепился за неё и увидел гораздо больше, нежели должен был.

Влас замолкает. Замирает, насторожившись. Проводит пальцами по губам, и я вижу кровь на краешке указательного пальца.

— Ты в порядке? — я делаю шаг, но Влас снова останавливает меня.

Это причиняет физическую боль. Раньше я могла коснуться его в любое время, но теперь, когда я сама этого хочу, он не желает, да ещё и реагирует так, словно мои прикосновения ядовиты.

— Нет, я не в порядке, — Влас качает головой. Ему удаётся остановить небольшое носовое кровотечение, промокнув лицо в рукаве на сгибе локтя. — Мой родной дядя был монстром и делал вещи, после которых ни один нормальный человек, ведьмак — да кто-либо! — не смог бы сомкнуть глаз. И ты… ты была частью всего этого. Столько судеб искалечено! А потом ты вернулась и… вот почему ты пряталась от меня целых две недели, да?

С запозданием, я киваю. Стыдливо опускаю голову, вжимаю её в плечи. Хочется исчезнуть. Провалиться сквозь стену, раствориться, расщепиться на молекулы, превратиться в ничто.

— Почему не рассказала всё, как есть? Мы бы… — Опять вздыхает. Дышать тяжело ему, а при этом и мои лёгкие сводит спазмом. — Мы бы что-нибудь придумали.

— Я боялась.

— Чего? Того, что я не поверю?

— Да. Сначала да. Боялась, что сочтёшь за дуру. А потом в какой-то момент я начала чувствовать что-то к тебе и решила, что этого будет пока достаточно. Я…. — язык не поворачивается сказать то, что нужно. Приходится взять короткую паузу и собраться. — Я надеялась, что полюблю тебя раньше, чем правда всплывёт на поверхность.

Выражение лица Власа моментально меняется. Он больше не хмурит лоб, не щурится. Выпрямляет спину. Складывает руки на груди. Я пытаюсь понять, что творится в его голове, и одновременно с этим быстро пробегаю глазами по месту, в котором мы находимся. Скамейка, на которой сидит Влас, не единственная здесь. Всего — штук двадцать, не меньше. Стоят в два ряда, разделённые небольшим проходом. Чуть дальше — кафедра. За ней одиноко висит крест. Стены наштукатуренные, некрашеные. Пол деревянный, местами протёртый.

И сильно, — что делает странным тот факт, что я не заметила этого сразу, — пахнет жжёной бумагой.

— Мы в церкви, — удивлённо произношу я.

— Да, — подтверждает Влас. — Я же католик, забыла?… Ах, да, — добавляет он грустно. — Ты же не знаешь.

Я передёргиваю плечами. Собственное существование мне противно.

— Прости меня.

— Не надо. Оно того не стоит.

Влас переводит задумчивый взгляд на что-то позади меня. Взгляд холодный, как воздух в комнате, в которой забыли закрыть форточку.

Какое-то время мы молчим. Долго; я даже начинаю переминаться с ноги на ноги, потому что стоять уже немного устала. А потом Влас вдруг отмирает и спрашивает:

— Ты слышишь?

Один указательный палец он поднимает в воздух, другой прикладывает к губам. Мы оба превращаемся в слух. Я понимаю, о чём он говорит, по едва различимому глухому звуку, который исчезает так же быстро, как появляется. Нет, не могло мне показаться… Кто-то точно… Вот оно!

— Кто-то мычит? — неуверенно спрашиваю я.

— Похоже на то…

Влас поднимается с места, и мы проходим по периметру помещения, прислушиваясь. Он первым находит источник странного звука, который оказывается за стеной. Чтобы быть уверенным на все сто, Влас несколько раз стучит по штукатурке.

— Там пусто, — он глядит на меня. — Полое место. Как туда добраться?

Стена явно должна быть очень тонкой. Я закатываю рукава, прикидывая, с какой силой нужно будет ударить. Замахиваюсь правой рукой, но так и не совершаю задуманное: Влас хватает меня за кисть, останавливая.

— Без пальцев останешься, — излишне спокойно произносит он, будто ему и вовсе всё равно.

Однако позволяет вернуть руку, только когда чувствует, что мои мышцы расслабляются.

— Есть другой способ? — спрашиваю я.

Влас кусает губу. Оглядывает помещение в поисках хоть чего-то, что поможет, и я следую его примеру. Скамейки привинчены к полу металлическими частями. Кафедра слишком огромна, её будет не повернуть. Остаётся только…

— Тебе не понравится, но я, кажется, его нашла.

Иду к стене с пустыми руками, возвращаюсь уже с крестом, который, к моему удивлению, не был закреплён на стене абсолютно ничем. Влас смотрит на деревянный крест у меня в руках со смесью сомнения и недоверия.

— Я атеистка, — говорю я. — Но если это обидит твои чувства верующего, то…

— Значит, теперь ты заботишься о моих чувствах? — язвительно спрашивает Влас. — Бей уже, мне всё равно.

Я игнорирую его замечание, но оно встаёт комом в горле. Вымещать эмоции на стене — не лучшая идея, но кто я такая, чтобы противиться животным инстинктам, а потому бью её краем креста с особым остервенением.

Удар, второй, третий, больше и больше, сильнее и сильнее.

Маленькое пробивное отверстие превращается в сквозной провал, в который легко можно просунуть голову.

— Вижу! — оповещает Влас.

Но я не перестаю бить, пока провал не становится достаточно большим. И когда пелена спадает с глаз, а пыль оседает, я вижу тоже.

Гло. Теперь понятно, почему мычание, а не различимая просьба о помощи.

Я доламываю полый остаток стены и отбрасываю крест прочь. Влас вытаскивает Гло из-за стены, придерживает, помогает держаться на ногах. Кажется, сирена в порядке, только очень напугана.

Мои ладони саднит. Я умудрилась всадить несколько заноз в пальцы.

— Вот чёрт, — ругаюсь вслух.

— Что такое? — уточняет Влас.

— Ничего, просто небольшая заноза, — я растираю ладони. — Ерунда. — Фаланга на указательном пальце припухла. Интересно, клятва сама справится с тем, чтобы вытащить щепку у меня из-под кожи? — Что-то мне подсказывает, что нам предстоит найти всех членов нашей горе-команды именно таким способом. Один есть — осталось ещё трое.

Смотрю на Гло. Она облизывает пересохшие губы, стирает пыль с лица. Отстраняется от Власа, но пока, видимо, не уверена, что сможет стоять ровно, а потому одной рукой упирается в стену, а второй делает жест: касается кончиками пальцев подбородка, затем медленно отводит их вперёд от лица.

Я знаю, что это значит. Точнее, только это я и знаю из языка жестов.

— Она говорит «спасибо», — поясняю я Власу.

Но он не выглядит озадаченным. Наверняка и без меня это прекрасно знает.

Одолеваемая неловкостью, я в очередной раз оглядываюсь. Нужно идти дальше, но куда? Помещение церкви не содержит дверей. Единственный выход отсюда — тот, откуда появилась я, но там может быть водный поток. Больше ничего… Ничего, кроме дыры в стене, которую мы проделали.

— Кажется, нам нужно обратно, — произношу я то, чего от меня явно не ожидают услышать.

— Обратно? — переспрашивает Влас.