на необитаемом острове не актер, да и то когда отучится от социальных актерских привычек. В это нужно вдуматься самым серьезным образом» (25 октября 1942). Часто эта метафора применяется в рассуждениях о свободе воли (актерской, то есть мнимой: «Люди кажутся временами актерами, шагающими как куклы между небытием до рождения и небытием после гроба» – 22 сентября 1940) и о боге-режиссере или авторе пьесы. Но в обертонах фальшивых декораций и пассивного зрительства эта метафора вполне однозначно помечает также и мысли Вавилова о нереальности мира.

В ранних дневниках эпохи борьбы за научное мировоззрение встречается пару раз интересное противопоставление «мира-декорации» и науки, заглядывающей «за кулисы мира». «Наука тот призрак, который влечет меня, по отношению к которому весь мир кажется декорацией, где ты?» (4 августа 1910). «Мы – зрители плохие, стараемся найти изнанку декораций и бутафории (наука), но иногда просыпается истинный – божественный – зритель. И стоишь очарованный, и смотришь, смотришь» (21 мая 1915).

В поздних дневниках в метафоре мира как декорации «закулисная механика» становится менее важной, чем обманность, неподлинность всего окружающего. «Солнце, грязь на Новодевичьем – декорация. ‹…› Смотрящая душа, как будто внеземная и неизвестно какая» (8 апреля 1946). «Так ясна эфемерность. Спектакль, декорации, актерство. А есть ли что-нибудь настоящее?» (30 декабря 1946). Описав вид за окном и квартиру вокруг, Вавилов вдруг заключает: «Но все это только декорация бумажная» (6 мая 1947). «Теория облаков. Эфемерность. Спектакль, потушат свечи, актеры снимут бороду, и нет ни „Гамлета“, ни „Жизели“» (29 мая 1947). «Жизнь – это все-таки сознание, впечатления, декорация» (13 июня 1948). «Питерский стройный парад с итальянской торжественностью иногда кажется бумажной декорацией „над пучиной[470], где царствует тьма“» (3 июля 1948, сравнение Ленинграда с декорацией есть и в записи от 11 сентября 1948 г.). «Дома, люди, деревья, все начинает казаться плохими декорациями» (11 июля 1948). «Люди, предметы, природа – все начинает казаться миражом, театральной декорацией, которую вот-вот снимут и заменят другой» (8 сентября 1948). «…всё – картонные декорации» (2 декабря 1950). «Театр, декорации, условные языки, условные ценности. Сон» (23 октября 1949). «…всё и вся превратилось в спектакль, декорацию, условность, котильон. Даже звезды, даже деревья» (15 декабря 1950).

Такое количество «театральных метафор» в философских рассуждениях объясняется, вероятно, тем, что Вавилов был настоящим театралом. В театр он начал ходить очень рано – как минимум с 10-летнего возраста. В 1948 году (31 октября) записал: «Был в Художественном театре и вспоминал, как 47 лет назад сидел с мамой на „Слепых“ [Метерлинка] и „Юлии Цезаре“ [Шекспира]». Увлечение театром у Вавилова, вероятнее всего, именно от матери, он упоминает (4 декабря 1914), что даже в письмах в армию она писала ему о театре; вспоминая в поздних дневниках давние посещения театра, Вавилов несколько раз пишет – «с мамой».

Театр занимал достаточно важное место в жизни Вавилова. Иногда он ходил в театр по несколько дней подряд (см. запись от 20 июня 1945 г.). В дневнике упоминаются многие спектакли («Бранд», «Синяя птица», «Три сестры», «Сирано де Бержерак», «Горе от ума» и др.), оперы («Дон Паскуале», «Снегурочка», «Руслан и Людмила», «Иван Сусанин», «Аида», «Травиата», «Иоланта»), балетные постановки («Жизель», «Золушка», «Ромео и Джульетта», «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Шопениана»). Нередки записи по свежим театральным впечатлениям. «…смотрел „Дядюшкин сон“. Совсем новость. Великолепная петрушка, в конце которой вдруг раздается трагический голос подлинной души, появляясь, как статуя командора в „Дон Жуане“» (5 декабря 1943). «…был на „Синей птице“ на 1003-м представлении. Лет 35 тому назад был на 3-м. Тихая платоновская мысль и музыка. ‹…› „Прощайте, прощайте, пора нам уходить“. А сейчас это так желаю, так завидно. За этим туманным тюлем так хотелось увидеть мать, отца, Лиду, Николая» (26 февраля 1944). «Уланова действительно воплощенная душа, психея в балете» (1 декабря 1946). Под впечатлением от балета Вавилов пишет: «Вчера вечером, окно, как хороший сон. ‹…› Иногда кажется, что такая „Спящая красавица“ с феями, кавалерами, котом в сапогах, мальчиком-с-пальчик, людоедом и гипнотизирующей музыкой и есть настоящее, а прочее – неотвязчивый сон» (9 января 1949).

Сходные философские мысли вызывал у Вавилова и кинематограф.

Кино – как и театр – Вавилов тоже любил. Первый упомянутый в дневнике фильм – «идиотская переделка Живого трупа „Il cadavere vivente[471]“» в итальянском Cinematografo (29 июня 1913). Вавилов часто ходил «в кинематограф», будучи в армии («Вечером зашли в кинематограф и взирали с ужасом на некое „Исчадие ада“» – 11 сентября 1916). Много фильмов он посмотрел во время поездки по Европе в 1935 г. («Одурманивающая картина, превосходно разыгранная „Anna e Elisabeta“ с чудесами ясновидящей» – 15 июня 1935), обращая внимание, помимо прочего – как оптик – на технологию цветной съемки. 25 апреля 1945 г. Вавилов с разочарованием отзывается о «Серенаде солнечной долины» (1941) – «американское слабительное с джазом и архипримитивом для бесхвостых обезьян». 20 мая 1945 г. упоминает «мягкий, хороший и умный фильм об Эдисоне», 29 декабря 1948 г. «бульварный фильм „Монте-Кристо“». Из отечественных фильмов в дневнике упоминаются «Петр Первый» (1937–1938), «Мои университеты» (1940), «жалостная бездарность» «Майская ночь» (1940), «Весна» (1947), «Ленин в Октябре» (1937) и научно-популярный фильм «Солнечное племя» (1944). В санатории в Барвихе в последние месяцы жизни Вавилов смотрел фильмы ежедневно, но упомянут в дневнике только документальный фильм «Освобожденный Китай» (1950) – «титанические дела там делаются» (22 декабря 1950) и – последним – фильм «Лермонтов» (1943).

Очень понравились Вавилову фильмы «Джунгли» (1942) – «Почти предел и идеал кинотехники ‹…› Добрые звери. Отвратительные люди» (23 мая 1944) – и «Бэмби» Диснея (1942) – «…про оленей, зайцев, птиц и полную гармонию сознания их с бытием» (15 июля 1945).

Весной 1944 г. Вавилов дважды за два месяца посмотрел фильм про Аладдина «Багдадский вор» (1940) – «В этом двухчасовом сказочном сне и хотелось бы навсегда остаться, не просыпаясь, не возвращаясь к жизни» (19 марта 1944).

Метафора «жизнь лишь кино» при всем этом просто обязана была проявиться в философствованиях Вавилова.

«Трагедии, комедии, пейзажи – но все только кинематограф» (4 августа 1915). «Иду и думаю на самую важную тему для человека, об эфемерности, о смерти. Разница между „фантомом“, „сном“, кинокартиной и „действительностью“ совсем небольшая» (23 декабря 1945).

Но намного более доступным, чем кино и театр, был для Вавилова другой практический способ бегства от реальности, погружения в вымышленные миры – художественная литература.

«Одно, или умереть, или уйти в себя, к книгам» (12 августа 1915)

16 июля 1912 г. молодой Вавилов записывает в дневник стихотворение, в котором есть строки: «Настоящее – лишь призрак // ‹…› Заведи библиотеку // ‹…› Перелистывай альбомы // ‹…› Позабудь, что есть другие, // Позабудь, что мир