уверен, что часть архива — видимо, самая важная, — в ящиках отсутствует. Если я сообщу об этом коменданту, он задержит вас до выяснения обстоятельств. Американская бюрократическая машина работает медленно — как, впрочем, и любая другая — так что сколько продлится ваше пребывание здесь, я не берусь предсказать. Вы будете томиться здесь, а профессор Громов, мой блестящий коллега, надолго лишится своего любимого помощника.

— А второй вариант? — полюбопытствовал Саша.

— Я рад, что вы спросили, — отреагировал Стоун. — Второй вариант таков. Я ничего не говорю коменданту. Завтра, после того как мы закончим, и я проверю качество снимков, вы сможете уехать, забрав архив. Но мне нужно, чтобы вы мне кое-что пообещали.

— Что именно?

— Вы пришлете мне снимки бумаг, которые вывезли.

Саша молчал. Ответить утвердительно — значит, признать его правоту. Отказать — что ж, тогда он вполне может выложить все коменданту, и тогда ситуация начнет развиваться по первому варианту.

— Отвечает за операцию профессор Громов, — осторожно ответил Саша. — Если у нас по какой-либо причине обнаружатся бумаги, имеющие отношение к этому архиву и в настоящий момент отсутствующие здесь, я обещаю сделать все от меня зависящее, чтобы переслать вам их фотографии.

Стоун усмехнулся.

— Дипломатично. Молодец, Александр, вы быстро учитесь. Что ж, положусь на ваше слово.

Пару шагов они сделали молча.

— Вы поняли, почему я спросил вас о квантовой механике?

— Нет, — признался Саша.

Стоун с видимым удовольствием выпустил изо рта кольцо дыма. Немного поднявшись, оно растаяло.

— Квантовая механика придумана немцами, — ответил Стоун. — В начале тридцатых немецкая школа доминировала в этой области. Когда к власти пришел Гитлер, ученые потянулись за границу. Сейчас они в основном в Америке. Кто-то осел в Англии. Понимаете, к чему я?

— Примерно.

Стоун хмыкнул.

— Хорошо. Но, если только примерно, я уточню. Ведущие ученые в области квантовой механики находятся у нас. Параллельность миров — эффект квантовый, в этом нет сомнения. Я очень уважаю профессора Громова и всех ученых Советского Союза, но без нашей помощи вряд ли вы разберетесь в причинах, породивших параллельные миры. Учтите это, Саша. Нам надо сотрудничать, это в общих интересах.

Саша взглянул на Стоуна — кажется, американец говорит искренне. Он и в самом деле считает, что без помощи Запада советские ученые не справятся с проблемой. Прав ли он? Саша не знал — его знаний не хватало, чтобы оценить, так ли это.

— Я передам ваши слова профессору Громову, — ответил он.

Стоун, в очередной раз пыхнув из трубки, удовлетворенно кивнул.

Бюрократическая машина по управлению Москвой, получившая хороший пинок от генерала Говорова, со скрипом, но начала шевелиться.

К назначенному часу в кабинете Самсонова собрались почти все, кто отвечал за работу основных служб города. Говоров, имея по правую руку Самсонова, и таким образом демонстрируя всем, что первый секретарь готов исполнять его указания, произнес короткую, но выразительную речь, в которой обрисовал всю серьезность ситуации. Вопрос был поставлен ребром: как спасти город? Посмотрев, как идет обсуждение, Говоров оставил за главного своего начальника тыла и отбыл в штаб — там его ждало не менее срочное дело: организация обороны Московского укрепрайона. Мероприятия, подготовленные начальником штаба, следовало немедленно обсудить, откорректировать и принять к исполнению.

Времени на раскачку совсем не оставалось — ширина коридоров уменьшалась с каждым часом, и все меньше оставалось сомнений: в скором времени они закроются полностью.

Майор Крутов, командир батальона тяжелых танков ИС-3, осматривал в бинокль немецкие позиции вблизи деревни Захарково на западе Московкой области, на излучине реки Москвы

За плацдарм возле деревни шли тяжелые бои всю последнюю неделю. Немцы всеми силами хотели удержать позиции на правом берегу, с которых свободно простреливалась река и левый берег. Саперный взвод уже во второй раз наводил переправу для танков, но немецкие 88-миллимитровые пушки разбивали ее. Только после того, как диверсионный отряд, переправившийся ночью на немецкий берег, уничтожил батарею, переправу удалось навести, и советские танки вошли в Захарково.

И вот теперь поступил приказ — отвести войска с занятых позиций на левый берег реки Москвы.

Крутов догадывался, с чем был связан такой приказ — слухи о проблемах с коридорами между мирами доходили до передовой. А два дня назад эти слухи получили подтверждение — из штаба пришел приказ о переводе семейных бойцов «на другие участки фронта» в связи с возможным прекращением сообщения с большой землей. Добровольцы могли остаться. Батальон Крутова лишился двух десятков бойцов — в основном, вспомогательных подразделений, но потеря все равно была ощутимой. В штабе, правда, обещали восполнить потерю. Сам Крутов семьей еще не обзавелся — до войны не успел, а потом было уже некогда. Перспективу навсегда остаться здесь, в этом мире — таком похожем на тот, где майор вырос, и все же отличающимся от него — майор еще не успел осмыслить: в круговерти последних дней на это элементарно не оставалось времени.

Отход на левый берег прикрывал взвод лейтенанта Сергеева. В других обстоятельствах танки вели бы беспокоящий огонь по лесополосе за деревней, но Крутов, опережая указания штаба, отдал строгий приказ беречь боеприпасы — если коридоры закроются, как их восполнять? Сможет ли Москва с имеющейся производственной базой наладить выпуск снарядов? И если да, сколько на это уйдет времени? Ответа на это вопрос пока еще не знал никто, включая генерала Говорова.

Немцы, однако, сидели тихо — видимо, еще не поняли, что происходит, и почему русские уходят с занятых недавно позиций. В бинокль было видно передвижение разведгрупп в ничейной полосе за деревней, но активных действий они не предпринимали. Крутов вдруг понял, что до недавнего момента не воспринимал эту землю своей — коридор, по которому приходилось преодолевать барьер между мирами, словно отделял родную страну от этой, чудесным образом появившейся ниоткуда. И война эта, хотя участвовал он в ней уже не первый месяц, до сих пор не стала его войной. Иногда казалось — вот проснешься утром, а мира этого нет, он исчез, как сон. И вот теперь это менялось прямо на глазах. Сейчас, глядя на отступающие по переправе войска, майор по-новому смотрел на все вокруг — на деревню с наполовину разбитыми домами, на реку, на Москву за ней, на невысокий лес, росший по берегам. «Я останусь здесь», — думал он, и эта мысль укоренилась в нем, заставляя воспринимать все иначе, чем раньше…

Зашипела рация, отвлекая Крутова от этих мыслей и чувств. Лейтенант Сергеев доложил об отводе войск.

— Как немцы? — спросил Крутов.

— Активных действий не предпринимают, — доложил лейтенант. Впрочем, майор и сам