Уилла послушно исполнила его требование.

Приблизившись, турецкие солдаты остановили их.

– Эй, ты! – грубо крикнул капитан. – Откуда едешь и куда направляешься?

Хусейн ответил, добавив, что везет сестру к жениху, который живет в той деревне.

– Как тебя звать, девка? – крикнул Уилле капитан.

– Она не может ответить. Моя сестра глухая и немая, – объяснил Хусейн. – Потому я и гоню столько коз. Поскольку она немая, отец дает за ней в приданое пятьдесят коз вместо двадцати пяти.

– Да неужели? Значит, твоя семья приплачивает жениху за немую невесту? Ну и чудеса. Жаль, что моя жена не из немых, – расхохотался капитан. – По-моему, это жених должен был приплатить твоему отцу за такое сокровище!

Капитан кружил вокруг Хусейна и Уиллы, пробираясь между мекающими козами и не сводя глаз с Уиллы. Сквозь сетчатую щель она видела его действия. Сердце Уиллы гулко стучало. Почему капитан их не пропускает? История Хусейна звучала вполне убедительно.

Вскоре Уилла узнала причину. Подняв хлыст, капитан с силой хлестнул ее по ноге. Уилла, ожидая нечто подобное, успела приготовиться. Она согнулась, бесшумно втянула голову в плечи, схватилась за ногу и принялась раскачиваться, словно ей очень больно, хотя на самом деле капитан ударил по ее протезу.

– Прости, парень, – сказал удовлетворенный капитан. – Нужно было убедиться, что ты не врешь. А то тут разъезжает по пустыне другая женщина, очень даже разговорчивая. Англичанка, шпионка Лоуренса, очень опасная. Если вдруг ее увидишь, непременно сообщи мне или любому турецкому солдату.

– Обязательно сообщу, господин, – ответил Хусейн.

Он ткнул Уиллу хлыстом – это выглядело как приказание перестать дрожать – и пустил своего верблюда шагом. Уилла сделала то же самое. Через полчаса, отъехав на достаточное расстояние от патруля, она крикнула Хусейну, прося остановиться. Вначале она вернула ему одолженную одежду, затем бросила обещанный пистолет.

– Спасибо, Хусейн. Ты спас жизнь не только мне, но и многим другим, – сказала она, повязывая голову шарфом.

Хусейн улыбнулся, пожелал ей странствовать с Богом, затем развернул своего верблюда и погнал коз на запад. Уилла поехала на юг. Вскоре она доберется до Сальхада, где, по мнению Макса, находился лагерь Лоуренса. Оставался всего день пути. Если же его там не окажется, она поедет дальше на юг. Усталая, страдающая от боли в желудке и непонятной болезни, она продолжала свой путь. Горизонт предательски расплывался у нее перед глазами, но она не останавливалась.

– Аттайе, старина, нам остался всего день пути, – сказала она вслух, не обращая внимания на боль в желудке. – Нам с тобой нужно продержаться еще один день.

– Где же он? – бормотала Уилла, едва шевеля потрескавшимися, воспаленными губами. – Где этот чертов лагерь?! – Она вертелась в седле, оглядываясь по сторонам, но лагеря не было. – Ну где же он? – хрипло крикнула она.

Ее голос достиг окрестных барханов и вернулся. Барханы насмехались над ней.

В Сальхаде она расспрашивала про лагерь у местных подростков, но те ничего не слышали о Лоуренсе. Тогда она поехала дальше на юг, к месту, названному ей торговцем. По его словам, лагерь находился севернее Азрака и восточнее Минифира. И снова Уиллу ждала неудача. Возможно, Макс и торговец ошибались. А может, она проехала мимо лагеря, не обратив внимания на сопутствующие знаки вроде верблюжьего помета, позволявшие найти дорогу. Ей было тяжело вертеть головой. Глаза то и дело норовили закрыться. Думать и то было трудно. Любая попытка отзывалась болью. Сил почти не осталось.

Аттайе вдруг споткнулся. Уилла опасно накренилась в седле.

– Держись, старуха, – велела она себе, не узнавая собственного голоса.

В горле пересохло. Вчера она допила остатки воды. Когда именно, уже не помнила. Последние двое суток она ехала почти без остановки, не жалея Аттайе. У нее не было выбора. Уилла сознавала, что умирает. Нужно успеть добраться до Лоуренса раньше, чем ее прикончит боль в желудке.

Уилла не сомневалась, что подцепила холеру. Порой холерные больные выздоравливали, если у них имелись нужные лекарства и они могли позволить себе просто лежать. У нее не было ни лекарств, ни возможности отдохнуть. Уилле отчаянно хотелось остановить верблюда, слезть вниз и растянуться на песке. Но она знала: стоит только лечь, и она уже не поднимется. Ей не хватит сил снова забраться в седло.

Утомленный, измученный Аттайе опять споткнулся и… заплакал. Уилла знала, что верблюжьи слезы вызваны обезвоживанием. Бедняга Аттайе столько времени шел без отдыха, пищи и воды. Уилле хотелось заговорить с верблюдом, успокоить его, ободрить, но у нее не было сил. Она надеялась, что где-то поблизости окажется деревня или бедуинский лагерь, и тогда Аттайе, почуяв других верблюдов и воду, сможет дотащиться туда. Уилла очень на это надеялась. Хрупкая, угасающая надежда… все, что у нее оставалось.

Уилла продолжала ехать. Ее голова качалась из стороны в сторону, в такт усталым шагам Аттайе. Где-то через полчаса верблюд громко заревел, остановился и снова пошел, прибавив шагу. Уилла заставила себя поднять голову. Вдруг случилось чудо и Аттайе увидел впереди оазис, деревушку или еще что-то? Вместо этого ее глаза заметили пыль на горизонте. Может, ей почудилось? Уилла знала: у страдающих от обезвоживания начинаются галлюцинации. Прищурившись, она снова посмотрела вдаль. На горизонте клубилась самая настоящая пыль. Уилла ладонью прикрыла глаза от солнца и увидела троих всадников. Один ехал впереди, заметно оторвавшись от остальных, хотя все они двигались достаточно быстро.

«Только бы не турецкие солдаты! – мысленно взмолилась Уилла. – И не разбойники. Я столько моталась по пустыне с важными картами. Пусть это будут хорошие люди». Уилла знала, что уже не увидит Лоуренса, но надеялась, что всадники доставят карты по назначению.

Через какое-то время, показавшееся ей вечностью, к ней подъехал передовой всадник. Его простая белая джеллаба потемнела от песчаной пыли и пота. Он размотал головной шарф, и Уилла поняла: ее смерть совсем близко.

Перед ней был не призрак, а живой человек. Он что-то кричал ей, но его лицо… его лицо было ее больным видением, галлюцинацией. В последний раз воспаленный разум показал ей того, кого она хотела увидеть больше всех, – Шейми Финнегана.

– Уилла, Боже мой, это ты! – кричал он. – Я тебя нашел. Уилла, теперь все будет в лучшем виде. Ты не одна. Мы отвезем тебя в лагерь.

В его голосе и глазах ощущался страх.

Надо же… даже голос похож на Шейми, подумала она. Он знает мое имя. Должно быть, кто-то из людей Лоуренса. Слава Богу!

Уилла попыталась ему ответить, но не смогла. Из шевелящихся губ не вылетало ни звука. Голос исчез. Жестом она показала, что хочет пить. Человек протянул ей фляжку. Сделав несколько глотков, она застонала от новой волны судорог в животе.