В ушах у меня зазвенело, и я едва не потерял сознание.

– Слава богу!

– Вам плохо?

– Нет-нет, спасибо вам! Сердечное спасибо! Да. Со мной все в порядке.

– Гм… Думаю, беды не будет, если вы узнаете еще кое-что. Возможно, это избавит вас от поездки сюда. Она уже выписалась.

Я мог бы сэкономить время и добраться до района Риверсайд на такси, но у меня кончились наличные. Я жил в Западном Голливуде, а ближайший банк, работавший круглосуточно, находился в центре, на Большом кольце движущихся дорог. Поэтому сначала я встал на дорожку, добрался до центра и зашел в банк. Здесь я впервые смог оценить достоинство единой системы чековых книжек. Благодаря единому городскому кибернетическому расчетному центру и радиоактивному коду на моей чековой книжке я получил наличные так же быстро, как в своем банке, что напротив «Горничной, инкорпорейтед».

Затем я воспользовался экспресс-полосой до Риверсайда. Когда я добрался до храма, уже рассвело.

Там не было никого, кроме ночного дежурного, с которым я говорил по видеофону, и его жены, ночной сестры. Боюсь, выглядел я нелучшим образом: небритый, с запахом перегара и блуждающим взглядом. К тому же я еще не придумал сколько-нибудь правдоподобной истории. Тем не менее миссис Ларриган, ночная сестра, отнеслась ко мне с сочувствием и заботой. Она вынула фотографию из дела и спросила:

– Это она, ваша кузина, мистер Дэвис?

Да, это была Рикки. Без сомнения, это была она! О нет, не та Рикки, которую я знал, не маленькая девочка, но вполне зрелая молодая женщина лет двадцати или чуть постарше, со взрослой прической и очень красивым взрослым лицом. И она улыбалась.

Но ее глаза остались прежними, и неподвластное времени очарование маленького эльфа, каким она была когда-то, все еще оставалось на ее лице. Это было ее лицо, повзрослевшее, цветущее, но прекрасно узнаваемое.

Изображение расплылось – мои глаза наполнились слезами.

– Да, – выдавил я из себя. – Да, это Рикки.

– Не следовало бы тебе показывать фотографию, Нэнси, – укоризненно сказал мистер Ларриган.

– Фу, Хэнк! Что за беда, если я и показала ему фото?

– Ты же знаешь правила. – Он повернулся ко мне. – Мистер, я же сказал вам по телефону, что справок о клиентах мы не даем. Приходите сюда в десять часов, когда откроется офис.

– А то возвращайтесь к восьми, доктор Бернстайн уже будет здесь, – добавила его жена.

– Помолчала бы ты, Нэнси. Если хочет навести справки, пусть идет к директору. Будто у Бернстайна других дел нет, как отвечать на вопросы. К тому же она не его пациентка.

– Хэнк, не лезь в бутылку. Ты просто обожаешь правила ради правил. Если он торопится повидать ее, ему надо быть к десяти в Броули. – Она ободряюще улыбнулась мне. – Приходите лучше к восьми. Мы с мужем действительно не можем вам ничего такого сказать.

– А что насчет Броули? Она что, поехала в Броули?

Может, если б рядом не было мужа, она сказала бы больше. Она замялась, перехватив его строгий взгляд.

– Зайдите к доктору Бернстайну. Если вы не завтракали, тут поблизости есть воистину чудесное местечко.

Я зашел в это «воистину чудесное местечко» (оно и вправду оказалось чудесным), перекусил и купил в автоматах тюбик крема «Брадобрей» и свежую рубашку. Зайдя в туалет, сменил рубашку, выбросив старую, и с помощью крема удалил выросшую за ночь щетину. Когда я вернулся в храм, то выглядел уже вполне прилично.

Но Ларриган, похоже, успел шепнуть обо мне доктору Бернстайну. Доктор был молод – видно, проходил при храме ординаторскую практику. Со мной он говорил довольно жестко.

– Мистер Дэвис, вы утверждаете, что сами были «спящим». Вы должны, естественно, знать, что есть преступники, которые охотятся за только что пробудившимися «воскресшими», чтобы воспользоваться их легковерием и дезориентацией. Большинство «воскресших» владеют значительными состояниями, после пробуждения они не понимают, где оказались, одинокие и немного испуганные, – идеальная жертва для всяких мошенников.

– Но все, что я хочу узнать, – куда она уехала! Я ее двоюродный брат. И я лег в «холодный сон» раньше ее и не знал, что она тоже собирается лечь!

– Вот и преступники, как правило, заявляют, что они родственники. – Он пристально взглянул на меня. – Я не мог вас видеть прежде?

– Сильно сомневаюсь. Разве что сталкивались где-нибудь в центре. – Всем всегда кажется, что они видели меня раньше. Лицо у меня принадлежит к одному из «двенадцати стандартных типов»; уникальности в нем не больше, чем у горошины в стручке. – Доктор, почему бы вам не позвонить насчет меня доктору Альбрехту в Соутелльский храм и все выяснить?

Он оставался непреклонным.

– Вам надо прийти еще раз и повидать директора. Может, он и позвонит в Соутелльский храм… или в полицию – куда сочтет нужным.

С тем я и ушел. Потом я, наверно, совершил ошибку. Вместо того чтобы вернуться и, вполне возможно, получить у директора точные сведения (заручившись поручительством доктора Альбрехта), я схватил воздушное такси и помчался прямо в Броули.

Там у меня ушло три дня, чтобы обнаружить след Рикки. Да, действительно, и Рикки, и ее бабушка жили там – выяснил я это быстро. Но бабушка умерла двадцать лет назад, а Рикки легла в «холодный сон». В Броули всего каких-то сто тысяч населения – не то что в семимиллионном Большом Лос-Анджелесе, так что найти архивы двадцатилетней давности было несложно. Гораздо проблематичнее оказалось обнаружить след недельной давности.

И часть проблемы была в том, что Рикки кто-то сопровождал, тогда как я искал одинокую молодую женщину. Когда я узнал, что сопровождал ее мужчина, то первой мыслью было: она попала в руки одного из мошенников, о которых мне рассказывал доктор Бернстайн. Тут я с удвоенной энергией продолжил поиски. Но взял ложный след, и тот привел меня в Кейликсико; тогда я вернулся в Броули, начал все сначала и проследил их путь до Юмы.

В Юме я прекратил преследование, так как узнал, что Рикки вышла замуж. А то, что я увидел в книге регистраций браков в мэрии, настолько меня потрясло, что я тут же бросил все и прыгнул в самолет, летящий в Денвер, задержавшись только для того, чтобы послать открытку Чаку с просьбой выгрести все из моего стола в конторе и переправить мне на квартиру.

* * *

В Денвере я задержался ровно столько, сколько потребовалось на посещение магазина, поставлявшего стоматологическое оборудование и материалы. Я не был в Денвере с тех пор, как он стал столицей, – после Шестинедельной войны мы с Майлзом поехали прямо в Калифорнию. Теперь город меня потряс, я даже не мог отыскать Колфакс-авеню. Все объекты, имевшие хоть малейшее значение для правительства, были, как я понял, упрятаны вглубь Скалистых гор. Если так, то незначительных объектов на поверхности, по-видимому, оставалось больше чем достаточно – народу здесь было не меньше, чем в Большом Лос-Анджелесе.