– Где я? – глупо спросил я.

Я бы мог спросить: «В когда я?», но это прозвучало бы еще глупее, да я и не подумал о таком вопросе. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы с уверенностью сказать – это не 1970 год. Но и в 2001-м я не остался, судя по их внешнему виду. В 2001-м так одевались разве что на пляж. Так что я, похоже, угодил куда-то не туда.

Потому что на этой парочке не было ничего, кроме ровного слоя загара. Ни пуговки, ни стиктайтской ниточки. Но они, видимо, считали, что этого достаточно, и держались вполне непринужденно.

– Давайте по порядку, – возразил он. – Я спросил, как вы сюда попали. – Он взглянул наверх. – Ваш парашют не застрял в ветвях деревьев? В любом случае что вы здесь делаете? Эта территория – частная собственность, там висит объявление. Вы нарушили право владения. И зачем вы вырядились в этот карнавальный костюм?

По-моему, у меня-то с одеждой все было в порядке, особенно если учесть, как они сами были одеты, точнее, как они совсем не были одеты. Но я не ответил: другие времена – другие обычаи. Похоже, здесь меня ожидали неприятности.

Женщина дотронулась до его руки.

– Оставь его, Джон, – мягко сказала она. – Он, кажется, ушибся.

Мужчина повернулся к ней, потом снова бросил на меня вопросительный взгляд:

– Вы ранены?

Я с трудом поднялся на ноги:

– Да нет, пожалуй. Отделался синяками, похоже. Гм, а какое сегодня число?

– Как! Ну, сегодня первое воскресенье мая, а число – третье. Верно, Дженни?

– Да, милый.

– Послушайте, – настаивал я, – я получил сильный удар по голове, у меня все спуталось. Какая сегодня дата? Полная дата, понимаете?

– Как – полная?

Мне бы помалкивать, пока я сам не выяснил, раздобыв календарь или газету. Но ждать было невыносимо, я хотел знать это прямо сейчас.

– Какой сейчас год?

– Ну, братец, видно, тебя здорово садануло. Конечно, тысяча девятьсот семидесятый. – И он снова принялся разглядывать мою одежду.

Трудно передать словами мое облегчение. Я добился, добился, чего хотел! Не опоздал…

– Спасибо, – сказал я. – Огромное спасибо. Вы и представить себе не можете, как я вам благодарен. – Видя, что он все еще колеблется, не позвать ли кого на помощь, я поспешил добавить: – Я подвержен внезапным приступам амнезии. Однажды я потерял пять… целых пять лет.

– Да, вам не позавидуешь, – медленно произнес он. – Вы уже пришли в себя, чтобы ответить на мои вопросы?

– Не приставай к нему, милый, – ласково сказала Джейн. – Похоже, он славный парень и попал сюда по ошибке.

– Посмотрим. Итак?

– Да, со мной все в порядке… сейчас. Но минуту назад у меня спуталось все на свете.

– Ладно. Как вы сюда попали? И почему так одеты?

– Сказать по правде, я и сам не знаю, как здесь очутился. И не имею ни малейшего понятия, где нахожусь. Приступы накатывают всегда так внезапно… А одежда… Можно назвать это причудой. Гм… Вы тоже необычно одеты. Вернее, не одеты совсем.

Он взглянул вниз, на себя, и усмехнулся:

– Ах да. Я вполне осознаю, что то, как мы с женой одеты… точнее, что мы раздеты, потребовало бы объяснений… при определенных обстоятельствах. Но вместо этого мы бы предпочли получить объяснение от вас. Понимаете, вы нездешний, и не важно, как вы одеты. А мы живем здесь – так, как нам хочется. Эта территория принадлежит Денверскому клубу нудистов.

* * *

Джон и Дженни Саттон оказались людьми по-своему утонченными, лишенными предрассудков и дружелюбными. Они были из тех, кого не пугает неожиданный гость: у них для него всегда найдется чашечка чая. Джона явно не удовлетворили мои неуклюжие объяснения, и он все порывался устроить мне перекрестный допрос, но Дженни сдерживала его. Я твердо держался версии о «внезапных приступах потери памяти» и сообщил, что со вчерашнего вечера, когда был в Денверском Нью-Браун-паласе, ничего не помню. Он выслушал меня и сказал:

– Ну ладно, все это очень интересно, даже увлекательно. Думаю, что кто-нибудь из наших, кто поедет в Боулдер, подбросит вас до города, а оттуда автобусом доберетесь до Денвера. – Он вновь осмотрел меня с ног до головы. – Но если взять вас в клуб, боюсь, что ваше появление вызовет сильное, очень сильное любопытство.

Я взглянул на себя. И почувствовал неловкость оттого, что был одет, а они нет. И при этом неестественно выглядел я, а не они.

– Джон, а не проще ли мне освободиться от одежды?

А что мне было стесняться? Правда, раньше я никогда не посещал лагеря нудистов – просто не видел в них смысла. Но мы с Чаком провели несколько выходных, загорая нагишом на пляжах в Санта-Барбаре и Лагуна-Бич, но пляж – совсем другое дело.

– Конечно, так будет лучше, – кивнул он.

– Милый, – сказала Джейн, – можно представить его как нашего гостя.

– Верно. Моя единственная и неповторимая, направь-ка ты свое прекрасное тело в клуб. Повращайся там среди народа и постарайся, чтобы всем стало известно, будто мы ждем гостя из… Откуда будет лучше, Дэнни?

– Э-э-э… Из Лос-Анджелеса, Калифорния. Я ведь действительно оттуда. – Я чуть не сказал «из Большого Лос-Анджелеса» и понял, что мне придется следить за своей речью. Не сказать бы «хваталка» вместо «кино».

– Из Лос-Анджелеса. «Дэнни из Лос-Анджелеса» – большего и не требуется. У нас не принято называть друг друга по фамилии, если кто-то сам того не захочет. Итак, сладкая моя, представь дело так, будто всем об этом давно известно. Через полчасика выйдешь к воротам – якобы встретить нас. А сама тем временем захвати мою спортивную сумку и иди сюда.

– А сумка зачем, милый?

– Чтобы спрятать этот маскарадный костюм. Уж очень он необычен… даже для такого любителя причуд, каким нам отрекомендовался Дэнни.

Я поднялся и поспешил скрыться в кустах, чтобы там раздеться. Ведь когда Дженни Саттон нас покинет, у меня не останется оправдания подобной стыдливости. А мне это было необходимо: я не мог раздеться и продемонстрировать золотую проволоку стоимостью в двадцать тысяч долларов по цене 1970 года шестьдесят долларов за унцию, обернутую вокруг моей талии. Много времени раздевание не заняло: вместо корсета я сплел из проволоки пояс, а когда у меня возникли проблемы с тем, чтобы снимать его перед походом в душ и одевать обратно, я сделал на концах двойную петлю и застежку.

Я завернул золото в одежду и постарался не показывать, как тяжел мой узелок. Джон Саттон взглянул на него, но ничего не сказал, а предложил сигарету. Пачку он носил за ремешком на лодыжке. Не думал я, что мне придется повстречать этот сорт сигарет снова!

Я по привычке помахал сигаретой в воздухе, но она не раскурилась. Джон дал мне прикурить.

– Ну а теперь, – заговорил он спокойно, – пока мы одни, вы ничего не хотите сказать мне? Поскольку я собрался поручиться за вас в нашем клубе, я должен быть совершенно уверен, что вы не причините никому никаких неприятностей.