– Я слезно умоляю вас, мама, оставьте мистера Райдера в покое. Очень неприлично так напористо окружать его вниманием, как это делаете вы.

– Не говори глупостей! – воскликнула миссис Беннет. – Мы только показываем ему свое расположение. Можно сказать, приглашаем в семейный круг.

– Это несправедливо. Вы внушаете ему надежды. Это позволяет ему думать, будто у него есть особые права на нас – на меня.

– Да, весь смысл именно в этом. Как еще мы сможем заставить его сделать тебе предложение?

Как только какая-нибудь идея укоренялась в голове миссис Беннет, избавиться от нее было практически невозможно. Мэри знала, что она может из раза в раз противостоять железной воли матери, не нанеся ни малейшего ущерба ее убеждениям; тем не менее она настойчиво продолжала:

– Но я не думаю, что хочу выйти за него замуж.

Миссис Беннет не оторвалась от шитья, как бы не воспринимая эти слова всерьез.

– Не говори глупостей. Лучше партии у тебя уже не будет, могу тебе это обещать. Ты была готова идти за мистера Коллинза, да эта хитрая маленькая нахалка Шарлотта Лукас проявила нежелательную прыть, а мистер Райдер ведь намного красивее, богаче и бесконечно приятнее мистера Коллинза. Если ты упустишь эту возможность, то, как думаешь, кто еще будет готов добиваться твоего расположения?

Его друг, кричала Мэри про себя, я бы с превеликой охотой и радостью вышла замуж за его друга! Но мистер Хейворд так ни разу не написал. Возможно, никогда и не напишет. И она может никогда больше не увидеть его. Мэри внезапно охватило горе. Она чувствовала, что не сможет держать себя в руках и убежала из гостиной в вестибюль, мимо потрясенной миссис Гардинер, чтобы подняться по лестнице в свою спальню. Там она накрыла лицо подушкой, чтобы никто не мог услышать ни звука, и наконец дала волю слезам – она плакала, пока не выбилась из сил.

Прошло полчаса, прежде чем Мэри овладела своими чувствами. Она еще лежала, уже с сухими глазами, некоторое время, затем поднялась и поправила платье, умылась, причесалась и пощипала щеки, чтобы вызвать легкий румянец. Удовлетворенная своим внешним видом, она спустилась в гостиную.

Прежде чем войти, Мэри услышала спор тетушки и матери, их резкие сердитые голоса доносились из-за двери. Она встала как вкопанная, вцепившись в перила, не в силах пошевелиться, хотя знала, что должна.

– Я настоятельно прошу тебя на время оставить ее в покое, – призывала миссис Гардинер. – Я знаю, тобой руководят исключительно благие намерения, но когда вижу, в какое несчастное состояние ее приводят эти разговоры, то начинаю опасаться, что любое дальнейшее вмешательство может принести больше вреда, чем пользы.

– Я совершенно не представляю себе, какое же «вмешательство» ты имеешь в виду. Ты второй раз уже употребляешь это слово. Не понимаю, какое оно может иметь отношение к материнской заботе.

– Она больше не ребенок, – воскликнула миссис Гардинер, – а молодая женщина, не чуждая глубоких размышлений. Ветреную девушку, возможно, следует постоянно наставлять на путь истинный, но Мэри слишком уравновешенна, чтобы принуждать ее к чему-либо. Она вполне способна самостоятельно сделать правильный выбор.

– Я и не знала, что в данном случае надо выбирать. Этот молодой человек – или ничего. А это, как мы обе понимаем, означает отсутствие выбора.

Ее тетя медлила с ответом. Когда же она заговорила, ее голос звучал более спокойно.

– Я полагаю, что есть еще один джентльмен, которому отдает свое предпочтение Мэри, – очень порядочный, респектабельный человек, хороший друг нашей семьи. Он сопровождал нас в поездке на Озера, и пока мы были там, казалось, что между ним и Мэри росла настоящая симпатия. Я возлагала на него большие надежды.

– В самом деле? Могу я тогда спросить, где он? Я на Грейсчерч-стрит уже десять дней, и меня все еще не представили ему.

– Действительно, – признала миссис Гардинер. – Его отсутствие очень необычно. Что-то произошло на Озерах, недоразумение или какая-то ссора. Я считаю, что именно в этом причина несчастья Мэри.

Почувствовав слабину, миссис Беннет встала, чтобы вынести приговор.

– Что ж, отсутствие джентльмена лучше всего прочего говорит о силе его симпатии. С другой стороны, мистер Райдер здесь и явно заинтересован. Такой расклад, сестрица, называется «синица в руке».

Мэри решила, что услышала уже достаточно. Она опасалась встретить мать на лестнице на выходе из гостиной и пыталась придумать, где бы спрятаться, но также опасалась, что где бы она сейчас ни попыталась укрыться в доме, миссис Беннет будет искать ее общества с тем, чтобы продолжать нравоучения. У нее не осталось выбора, кроме как одеться и снова отправиться в город. На полпути по Грейсчерч-стрит она остановилась, совершенно подавленная. В воздухе Лондона ощущалось больше дыма, чем обычно, и угольная пыль жгла ей глаза. Должно быть, поэтому она снова почувствовала слезы на щеках. Мэри сердито смахнула их и пошла дальше, не осознавая ни направления, ни цели.

На следующее утро, ровно в одиннадцать часов, мистер Райдер позвонил в дверной звонок. Мэри была одна; ее мать ушла на прием к доктору Симмонсу, а тетушка повела детей на утреннюю прогулку. Мистер Райдер, похоже, обрадовался, узнав об этом. В новом пальто, с аккуратно зачесанными волосами, у него был непривычно впечатляющий вид. Легкой походкой он направился в гостиную и, когда его пригласили сесть, занял свое знакомое с прошлых посещений место.

– Я со свежими журналами – вышли новые выпуски «Эдинбурга» и «Квотерли». Полагаю, вы оцените их по достоинству.

Мэри так обрадовалась возможности обсудить что-то, помимо своего замужества, что охотно втянулась в разговор на более разумные темы. Ободренный таким участием, мистер Райдер постарался показать себя как можно более рассудительным и рациональным. К концу следующего часа, пролетевшего за оживленной беседой на разные тематики – от истории Османской империи и новых переводов Данте до технологических прорывов в производстве кухонных плит, – они оба почувствовали, что показали себя достойно.

– Давненько я не имел удовольствия поговорить с вами наедине, – заметил мистер Райдер, решительно закрывая «Эдинбург Ревью», как бы показывая этим, что их разговор выходит на новый уровень. – Должен признаться, что скучал по этому времени.

– Да, матушка почти ни на минуту не оставляла нас.

Мэри колебалась, затем решила, что будет говорить откровенно.

– Я очень сожалею, если ее манеры оказались немного утомительны, а попытки свести нас – столь очевидны. Боюсь, это особенность ее характера. Приношу свои извинения, если вы окончательно смутились.

Мистер Райдер рассмеялся.

– На самом деле, мисс Беннет, я не из тех, кого легко смутить. Вы имели возможность убедиться в этом лично.

– И действительно, – ответила Мэри, – этого качества я за вами не наблюдала.