– У меня назначена встреча с моими банкирами. В последнее время я по горло увяз в делах, из-за чего даже этот короткий перерыв стал для меня немного преступным удовольствием, как прогулянный урок.

Он допил остатки чая и непринужденно встал, собираясь покинуть гостиную миссис Гардинер.

– Я принесу вам копии рецензий из «Эдинбурга» и «Квотерли» – вы сами выберете, что вам более по душе. Для меня же это станет прекрасным поводом навестить вас снова.

Спустя несколько дней мистер Райдер вернулся с обещанными экземплярами журналов. Конечно, теперь необходимо было из вежливости пригласить его на чай, во время которого он заявил о своем намерении вернуться еще раз, чтобы услышать, что Мэри думает о рецензиях. Вскоре он стал появляться в гостиной на Грейсчерч-стрит почти так же часто, как когда-то его друг.

– У вас, похоже, много времени, которое вы можете посвятить самому себе, – заметила миссис Гардинер где-то через неделю, когда мистер Райдер снова оказался в ее гостиной, пил чай и ел ее пирожные. – Конечно, мы всегда рады вас видеть – что же нам в противном случае было делать со смородиновыми пирогами? – но сейчас вы кажетесь несколько одиноким. Что насчет мисс Бингли? Я не видела ее уже какое-то время.

– Она навещает своего брата, но, думаю, скоро вернется.

– А есть ли какие-нибудь новости о мистере Хейворде? Мы ничего не слышали от него с тех пор, как покинули Озерный край.

Мистер Райдер отряхнул жилет от крошек.

– Ни единой весточки. Но я надеюсь, что скоро он даст о себе знать. Том не любит долго молчать.

Мэри положила руки себе на колени, с видом, как она надеялась, полнейшей безмятежности, которую, впрочем, совсем не ощущала. Компания мистера Райдера только заставляла ее еще больше скучать по его другу. Его посещения только обострили в ней чувство утраты и покинутости. Чем лучше она узнавала мистера Райдера, тем больше тосковала по мистеру Хейворду.

Не то чтобы компания мистера Райдера была неприятной. Теперь Мэри привыкла к нему. Она узнала его лучшие стороны, и теперь его менее симпатичные черты характера уже не беспокоили ее так, как раньше. Даже то, что говорил мистер Райдер чаще всего о себе, своих мыслях и планах, уже не раздражало Мэри; через некоторое время это даже начинало успокаивать, как и его нежелание рассуждать о морали с оценочных позиций; это свойство давало ему возможность легко переносить недостатки – как чужие, так и собственные. Он предпочитал, чтобы вещи были приятными, а не наоборот, но, как подозревала Мэри, на самом деле не испытывал сильных переживаний. Он жаждал ощущений, но она сомневалась, что у него возникали действительно глубокие и длительные страсти. Это потребовало бы слишком много хлопот. Чувства мистера Райдера были похожи на варенье, намазанное тонким слоем на хлеб с маслом, – сладко, всеобъемлюще и легкодоступно, но неглубоко.

Вряд ли кто мог менее напоминать мистера Хейворда. Его привязанность она сравнивала с говяжьим бульоном – готовится долго, зато получается крепким, насыщенным и безусловно утоляет внутренний голод. Мэри позабавило, когда она подумала, какое смешное получилось сравнение. И все же, даже улыбнувшись про себя, она почувствовала резкий укол сожаления. Ей не хватало острого ума и слова мистера Хейворда. Она скучала по теплоте его улыбки, по огоньку в глазах, который замечала, бывало, встретившись с ним взглядом за обеденным столом. Она надеялась, что с течением времени станет меньше скучать по нем, но отнюдь, получилось наоборот.

– Вы писали мистеру Хейворду, сэр? Может, его стоит немного расшевелить, чтобы завязалась переписка?

– Боюсь, я как писатель не очень хорош. Нет, в случае с Томом остается только ждать. Он полон решимости испытать наше терпение, но мы не уступим. Он напишет, когда будет готов, и ни минутой раньше.

Мэри согласно кивала словам мистера Райдера с напускной серьезностью, но каждый день ждала письма от мистера Хейворда и каждый день испытывала разочарование. Когда приходила почта, Мэри призывала все свое хладнокровие и, раз за разом не находя желаемого, недрогнувшей рукой складывала письма обратно на поднос. Так продолжалось уже почти три недели; однако каждое утро она вопреки всему надеялась, что сегодня заветное письмо точно придет.

И вот однажды утром, когда Мэри с племянницей сидела за пианино, готовясь начать урок, к ним подошла миссис Гардинер с, что сразу бросилось в глаза, почтовым конвертом в руках.

– У меня очень неожиданные новости, – объявила миссис Гардинер. – Похоже, скоро у нас будет гость. Твоя мать собирается сюда, Мэри. Она хочет приехать на следующей неделе.

Поездка миссис Беннет в Лондон, как она подробно объясняла любому, кто был готов задать неосторожный вопрос по этому поводу, была предпринята вовсе не ради удовольствия. Будь на то ее воля, она не стала бы так рисковать, ведь поездки утомляют, а обслуживание в гостиницах дрянное. Однако на этом настоял ее врач.

– Доктор Гауэр и слышать никаких возражений не желал. «От этого зависит ваше благополучие, мадам» – вот что он сказал, а рекомендации врача ведь никогда нельзя игнорировать, и вот я здесь.

– Да, безусловно, – откликнулась миссис Гардинер, когда она, Мэри и миссис Беннет чинно пили утренний кофе. – Ты поступила очень мудро. И с кем же у тебя назначена здесь встреча?

– Его зовут доктор Симмонс, – уважительно сказала миссис Беннет, – и он проявляет особый интерес к дамам, страдающим от нервных заболеваний. Он берет гинею за визит, но что такое деньги, если речь идет о здоровье?

«Для своих лет она все еще очень красива, – подумала Мэри, украдкой наблюдая за матерью из-под полуопущенных век, – и до сих пор гордится своей внешностью». Как бы подтверждая эти мысли, миссис Беннет быстро взглянула на свое отражение в одном из больших зеркал в доме невестки, мимолетным движением подправила здесь – волосы, там – шляпку, и отвернулась с привычным видом полного удовлетворения собой.

– Вы выглядите просто прелестно, мама, – решилась Мэри. – Вас беспокоят проблемы с нервами? Но на вашем внешнем виде это никак не отразилось.

– Я и не ожидала от тебя понимания. Ты и представить себе не можешь, как я страдаю.

– И как долго продлится лечение? – прервала ее миссис Гардинер.

– Обычно достаточно и недели, хотя в особо трудных случаях на это может уйти до десяти дней. Я только надеюсь, что Джейн сможет продержаться без меня это время.

– Должно быть, ей была невыносима сама мысль о разлуке с тобой, особенно в ее нынешнем состоянии.

– О, она была вне себя. Но мистер Бингли очень уж убедительно призывал меня подумать о себе. Он настаивал на том, чтобы я не торопилась с возвращением, пока не получу должного ухода. Он действительно беспокоится обо мне, в отличие от других.

Мэри решила сделать вид, будто не обращает внимания на пронзительный взгляд матери, направленный в ее сторону, и потянулась к маленьким пирожным, так заманчиво расположенным среди кофейных чашек. Но, прежде чем она успела взять одно из них, миссис Беннет решительно передвинула их на другой конец стола.