– До прошлой недели он пребывал в родительском доме. После – уехал, совсем один, сказав только, что не очень понимает, куда направляется, только хотел бы провести некоторое время в одиночестве, чтобы его не беспокоили и он мог собраться с мыслями. Миссис Хейворд, похоже, не сочла это необычным поведением с его стороны. Она предположила, что он отправился исследовать «новый поэтический пейзаж».

– Значит, и она не знает, где он?

– Очевидно, нет. Она сообщила, что он намерен отправиться прямиком в Лондон по окончании поездки, но не могла сказать, когда это произойдет.

Мэри представила, как мистер Хейворд шагает по мокрой траве с посохом в руке – одинокая фигура на фоне пустынного пейзажа.

– Знаете, он так и не написал мне. Я не получила от него ни слова с тех пор, как он оставил нас в гостинице.

– Я так и думала, но все равно жаль слышать это от тебя. Я не ожидала от него такого поведения.

– До поездки в Озерный край это удивило бы и меня.

– Я знаю, там произошло нечто неприятное, но, поскольку ты не хотела об этом говорить, я не видела смысла допытываться.

Миссис Гардинер заплела волосы Мэри в аккуратный пучок. Он выглядел гладким и элегантным, только подчеркивая взволнованную бледность лица, которое венчал. Довольная результатом, тетушка ободряюще улыбнулась в зеркало, и Мэри внезапно охватило непреодолимое желание отбросить сдержанность и поведать миссис Гардинер все, что произошло. Возможно, рассказывая об этом, она наконец сможет найти какое-нибудь объяснение, почему все закончилось именно так. Во всяком случае, какая сейчас разница? Она наблюдала, как тетушка аккуратно разложила заколки и расчески по местам и вернулась к кровати, выжидающе глядя на племянницу. На этот раз Мэри не отвергла ее невысказанное приглашение, а пошла навстречу.

– Вы совершенно правы, – сказала она, – что-то произошло между нами на Озерах, но даже сейчас я не уверена, что это было. Когда мы только приехали, я была счастлива, как никогда ранее. Мы, мистер Хейворд и я, были так довольны компанией друг друга, испытывали невероятную легкость в общении. Кажется, я уже немного рассказывала вам об этом. Он был очень внимателен, говорил приятные вещи, намекал, что испытывает ко мне чувства – или я думала, что испытывает. И я позволила себе поверить, будто он неравнодушен ко мне. Даже посмела надеяться, что он откроется, пока мы будем в гостинице. Но затем прибыл мистер Райдер с сопровождением, и все изменилось.

Мэри вздрогнула и потянулась за шалью, лежавшей на другой стороне кровати; осторожно накинула ее на плечи, чтобы не растрепать волосы.

– Вскоре после этого мистер Хейворд начал отдаляться от меня. Не знаю, как еще это описать. Внезапно и безо всяких на то причин. С каждым днем он становился все холоднее, отстраненнее. Сначала я не могла понять его поведение. Но, как потом мне показалось, все-таки поняла. Он ревновал меня к мистеру Райдеру.

Миссис Гардинер снова без слов взяла ее за руку, и Мэри продолжила:

– Я сделала все, чтобы ясно дать понять, к кому испытываю симпатию, но он, казалось, не замечал этого. Напротив, он как будто становился все более робким, в то время как мистер Райдер не преминул показать силу своих чувств. Я терпела это так долго, как могла, но потом настал конец и моему терпению. Почему он не мог сказать то, что хотел? А потом на Скофелле произошло… недоразумение. Некоторые мои слова, похоже, подтвердили опасения мистера Хейворда и заставили его думать, что я отвечаю симпатиям мистера Райдера взаимностью.

Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

– Лучше бы я их тогда не произносила. Я была глупа, разгневана, неразумна – я, которая всю жизнь боролась с тем, чтобы потакать своим порокам! Что со мной не так?

– Ты была несчастна и разочарована, – мягко ответила миссис Гардинер. – Эмоции, которые мы все испытываем, возникают независимо от того, как решительно мы даем им отпор.

– Когда мы спустились с холма, – продолжала Мэри, – я твердо решила исправить положение. Я думала, что смогу объяснить мистеру Хейворду, что сказала не подумав, что он неверно истолковал как мои слова, так и мои действия. Но он уехал прежде, чем я смогла объясниться.

Миссис Гардинер достала из кармана носовой платок и протянула его Мэри, чтобы та вытерла глаза.

– Это совершенно несправедливо! – воскликнула она. – Я не добивалась внимания мистера Райдера и не сделала ни шага ему навстречу.

– Я уверена, что так все и было, – ответила миссис Гардинер. – Но если Том убедил себя, что между вами было какое-то чувство, то его действия вполне объяснимы. Или же по какой-то причине он считал своим долгом отойти в сторону, дать мистеру Райдеру свободу действий и возможность сделать тебе предложение – это также может быть причиной его затянувшегося молчания и странного, болезненного отсутствия.

– Я не понимаю! – воскликнула Мэри. – Если он боялся, что я предпочту его друга, почему он просто не спросил меня о моих чувствах? Я спокойно ответила бы на прямо заданный вопрос. Но он промолчал. Почему он ничего не сказал?

– В таких вопросах, моя дорогая, даже лучшие люди могут поддаться гордыне. Они скорее пройдут через боль, чем унизят себя или поступят бесчестным, с их точки зрения, образом. Они тоже могут причинять боль, пусть и ненамеренно, поскольку не всегда понимают, что в попытках сохранить лицо задевают окружающих.

Мэри обхватила голову руками и залилась слезами.

– Разве нам невозможно наладить отношения?

Миссис Гардинер нежно погладила ее по волосам; но выражение ее лица оставалось сосредоточенным.

– Честно говоря, не знаю. Я не могу сказать, что предпримет Том. Я очень его люблю и считаю, что он не способен действовать неправильно из самолюбия. Но не уверена, что он откажется от жертвы во благо человека, за которого чувствует ответственность.

– Даже если этот человек не хочет? Не хочет таких жертв?

– Он, подобно вашей матери, может считать, будто этот человек сам не понимает, что будет ему во благо.

– Но я не ребенок, чтобы принимать за меня решения!

– О нет, ты не ребенок, – серьезно ответила миссис Гардинер. – Но женщина, и когда ты станешь старше, то, вероятно, обнаружишь, что в глазах общества недалеко в своем положении ушла от младенца.

Она повернула Мэри к себе лицом; тон ее стал предельно серьезным:

– Тебе предстоит сделать трудный выбор, Мэри, и то, что ты сейчас мне сказала, только усложняет его. Я понимаю и уважаю твои чувства к Тому, но не могу обещать, что он вернется к тебе и все сложится прекрасно. Может, так все и будет, а может, и нет. И я боюсь, не в твоей власти с этим что-либо поделать. В таком случае женщине остается только ждать – и кто знает, насколько затянется ожидание и получишь ли ты желаемое в конце концов? Между тем мистер Райдер предлагает безопасность, тихую жизнь, определенное положение в обществе. Я не думаю, что он будет ждать, пока появится его друг и решит сделать тебе предложение. Он мягкий и легкий человек, но сомневаюсь, что даже он спокойно примет это.