Мисс Бингли сделала глоток чая. Мэри сидела молча, ожидая продолжения.

Мистер Дарси, по-видимому, посоветовал леди Кэтрин проявить великодушие и примириться с союзом, который, вероятно, состоится, что бы она о нем ни думала; и впредь делать все возможное, чтобы спасти оставшиеся нежные чувства в своей дочери, не проявляя мстительности. Леди Кэтрин не обратила ни малейшего внимания на последний совет, но в конце концов, после того как мисс де Бер дала понять, что вполне готова сбежать со своим врачом, если мать откажется уладить все более мирным образом, та скрепя сердце дала согласие на этот брак.

Леди Кэтрин выдвинула два условия. Брак должен состояться как можно более конфиденциально, и все, кому о нем известно, соглашаются ничего не говорить о том, что произошло. И счастливая пара должна сразу же после церемонии уехать за границу и остаться там на как можно более длительный медовый месяц. Когда эти просьбы были удовлетворены, они поженились по разрешению на брак в гостинице в Розингсе.

– Думаю, – заметила мисс Бингли, – эту услугу оказал ваш старый друг мистер Коллинз – он всегда был готов сделать все, что в его силах, чтобы угодить ее светлости. И мистер Дарси предпринял все меры, чтобы – по крайней мере на данный момент – это не привлекло внимания общественности и не вызвало скандала. Как это уже было в случае с Лидией, если я правильно помню.

Описание чужих несчастий полностью вернуло мисс Бингли былую уверенность в себе, и она с безмятежным видом налила себе еще чаю. Мистер Райдер, продолжила она, присутствовал на свадьбе, так же как и чета Дарси, а вот леди Кэтрин сочла это ниже своего достоинства. Она была вынуждена примириться с выбором дочери, но решила никогда не прощать ей этого; и пока мисс де Бер давала свадебную клятву, ее мать консультировалась с юристами, решив добиться с помощью закона той мести, которой она не смогла добиться никакими другими средствами. К тому времени, как новобрачные оказались на борту парохода, направлявшегося в Кале, леди Кэтрин уже решила, что делать дальше. Имущество, которое должно было перейти мисс де Бер по завещанию ее отца, не подлежало отъему кроме разве что путем судебных тяжб, несомненно затяжных и с неопределенным результатом. Однако собственные деньги леди Кэтрин оставались при ней – она могла распоряжаться ими по своему усмотрению, и она была абсолютно убеждена в том, что они ни в коем случае не должны достаться такому черствому и неблагодарному потомку, каким показала себя ее дочь.

– Итак, – заключила мисс Бингли, – к всеобщему удивлению, в том числе и его собственному, она сделала мистера Райдера своим наследником. Она сочла мистера Дарси и его семью уже достаточно обеспеченными; и я думаю, у нее было особое нежелание увеличивать состояние, оказавшееся в распоряжении вашей сестры. Поскольку других близких родственников не обнаружилось, мистеру Райдеру повезло. Он не будет таким богатым, как мистер Дарси. Но он определенно будет, что называется, «с достатком». Та, кого он выберет себе в жены, окажется в весьма завидном положении.

На мгновение Мэри сидела ошеломленная. Прошло некоторое время, прежде чем она заговорила:

– Я удивлена, что даже обрывки этой истории не дошли еще до Грейсчерч-стрит. Но я не понимаю, почему вы думаете, что это должно повлиять на мои чувства к мистеру Райдеру. Поскольку я не отвечала на его ухаживания до того, как узнала о его внезапном наследстве, вы не могли рассчитывать, будто я передумаю теперь, когда вы мне об этом сказали.

Мисс Бингли ответила ей легкой улыбкой.

– Я считаю, мистеру Райдеру следует отдать должное, что он сам не упомянул об этом, – продолжила Мэри. – Более глупый и определенно менее благородный человек мог бы решить, что это изменит ситуацию. И ведь для некоторых женщин действительно бы изменило.

– Кажется, это был выпад в мою сторону, – сказала мисс Бингли, – но меня он совершенно не оскорбил. Ни одна из Беннетов не может отчитывать меня за меркантильность и ожидать, что это меня заденет. Я не могу принять ваши протесты за чистую монету, зная судьбу ваших сестер или представляя советы вашей матушки, откройся вы ей.

Мэри взяла чашку и допила чай. Она не торопясь поднялась, сняла пальто с крючка на стене и начала одеваться.

– Вы всячески оскорбили меня и мою семью, – тихо сказала она. – Нам действительно не о чем больше говорить.

Теперь мисс Бингли встала и придвинула свой стул к стене с такой силой, что тот заскрежетал по полу.

– Вы можете пообещать мне, что не выйдете замуж за мистера Райдера? Что ваш отказ не был простой уловкой с вашей стороны?

– Я не стану обещать этого и не возьму на себя никаких обязательств. Я совершенно ничего вам не должна.

– Однако же я знаю, что он вам не нужен – уж не его ли друг предмет вашего интереса? Тот скучный юрист? Знает ли он о ваших чувствах? Возможно, стоит просветить его?

В голосе мисс Бингли безошибочно угадывался яд, но Мэри, к собственному удивлению, обнаружила, что ничуть не чувствует себя задетой. С невозмутимостью, о которой прежде и не догадывалась, Мэри принялась завязывать ленты под шляпой.

– Долгое время я боялась вас, как вы и рассчитывали. Но теперь ваша власть надо мной закончилась. Я вижу вас такой, какая вы есть – озлобленная, гневающаяся на мир душа, поглощенная своим несчастьем настолько, что только и может заставлять других страдать. Будь я лучше, испытывала бы к вам жалость. Вместо этого я просто благодарна вам за то, что вы больше не можете задеть меня, поскольку я не допущу этого.

Мэри поправила волосы и подняла свои вещи с такой невозмутимостью, будто бы их прощание с мисс Бингли прошло совершенно спокойно.

– Если вам так хочется учинить неприятности, вы сделаете это, что бы я ни говорила. Однако я больше не буду жить в страхе перед вашими нападками, поэтому совершенно спокойно скажу то, что вы так жаждете узнать. Да, я люблю мистера Хейворда. Он – единственный мужчина, который, я думаю, когда-либо сможет осчастливить меня. Нет, я не хочу выходить замуж за мистера Райдера. Это правда. Теперь распоряжайтесь этими сведениями по своему усмотрению.

Мэри повернулась и, тихонько закрыв за собой дверь, вышла из комнаты и спустилась по лестнице с высоко поднятой головой. И только оказавшись на улице, затряслась от пережитого потрясения, однако вскоре овладела собой – ей не было стыдно за свое поведение или сказанные слова. Она ни разу не взглянула на большой эркер кондитерской, за которым, как она знала, все еще сидела мисс Бингли. Держа курс на Лиденхолл-маркет, она возвращалась домой, на Грейсчерч-стрит.

Когда Мэри вернулась в дом Гардинеров, она ощущала себя так, будто скинула с плеч тяжелую ношу. Она убила дракона, которым была для нее мисс Бингли, неожиданно обнаружив в себе внушительные запасы храбрости и самообладания. Она выразила свое мнение и сказала правду, и это было своего рода облегчение. Мэри не позволяла себе рассуждать об истории с наследством, которое должно будет перейти мистеру Райдеру, поскольку, думая об этом, не могла не отметить, что он вырос в ее глазах. То, что он не обронил ни слова об этом событии, предполагал похвальную тактичность с его стороны, желание, чтобы его приняли таким, какой он есть, а не из-за видов на наследство. Это заставляло ее думать о нем лучше как о мужчине; но и в таком случае Мэри не собиралась пересматривать его предложение. Все оставшиеся сомнения относительно того, была ли она права, отказавшись, развеялись в чайной. Сила ее привязанности была проверена, и в том холодном ответе мисс Бингли она озвучила правду. Она любила мистера Хейворда, и только он сделает ее по-настоящему счастливой.