Еще более тюремные ассоциации Тиоракиса подстегивала необходимость максимально ограничить, а в некоторых случаях даже полностью прервать все контакты с друзьями и близкими.

Он исчез, как бы испарился для всех или почти для всех.

* * *

Матери, сестре и отцу Тиоракиса пришлось пережить тревожное изумление по причине неожиданных открытий, связанных с неизвестными им ранее тайными сторонами жизни ближайшего родственника.

Это всегда сложно — осознать, что человек, о котором, казалось бы, знаешь все, на самом деле нечто совершенно иное.

Завесу секретности над родом занятий Тиоракиса для самых близких ему людей лишь едва приподняли. Никто не собирался увеличивать круг посвященных в какие-либо подробности дела. Вместе с тем, новое положении Тиоракиса потребовало серьезных перемен в жизни тех, кто был с ним тесно связан.

«Контора», стремясь обеспечить полную безопасность своего агента, позаботилась о том, чтобы вывести из-под возможного удара его самых близких родственников. Делалось это не столько из абстрактного гуманизма, сколько из совершенно прагматических соображений. Гэбэровцам было хорошо известно, как можно сломать человека, оказывая давление на родных ему людей. Посему сочли целесообразным заранее лишить противника такого шанса.

С госпожой Тиоракис все было достаточно спокойно. Разумеется, она была поражена, когда от специального посланца из соответствующего ведомства узнала, что ее сын является субинтедентом ФБГБ (Тиоракиса в порядке поощрения подняли еще на одно звание) и что он только-только вернулся с выполнения в высшей степени ответственного и более чем опасного задания. Но когда начальный шок прошел, ее первой и вполне ожидаемой реакцией стало мгновенно вспыхнувшее беспокойство за сына, за его жизнь и здоровье. Это составило благоприятный фон для привлечения матери к сотрудничеству в деле сбережения собственного ребенка (Да, да! Ребенка!).

Госпоже Тиоракис объяснили, что во имя ее безопасности и, главное, — безопасности сына необходимо на какое-то время всего-навсего переменить имя, работу и место жительства. В первый момент от этого «всего-навсего» она ужаснулась, но в следующее мгновение материнский долг и материнский страх сделали свое дело. Она всегда была практичной женщиной и понимала, что ради шутки строгое и весьма недолюбливаемое ею ведомство делать подобные предложения никому не будет.

Госпожа Тиоракис побывала на свидании с сыном, тоже подумав про себя: «Как в тюрьме!» Встреча состоялась на какой-то квартире, куда ее доставили с соблюдением массы предосторожностей, чем еще больше напугали, и где она увидела своего мальчика, не сразу узнав его за отросшей бородой и усами.

Она не стала корить сына за совершенный им втайне от нее столь радикальный шаг, понимая, что в сложившемся положении это сколь смешно, столь и бесполезно. Матерям природой дана способность быстро смиряться с самым необычным выбором, который делают на своем пути их дети (может быть, только за исключением выбора жен и мужей). Она несколько успокоилась, узнав, что сын живет в прекрасных, прямо-таки санаторных, условиях, на природе, и не испытывает нужды ни в чем. Она была растрогана его искренним беспокойством за безопасность матери, хотя уже вполне осознала, что под возможный удар поставлена именно любимым чадом, ввязавшимся в какое-то отчаянное дело, не спросив у нее ни совета, ни согласия. Наконец, она решилась во имя безопасности сына на некоторое время напялить на себя шапку-невидимку, предложенную ей спецслужбой.

Под именем госпожи A-Умо госпожа Тиоракис отправилась в административный кантон Клегас на востоке страны, где ей предоставили на весь срок ее вынужденного пребывания там хорошую квартиру и работу по специальности почти без потери в заработке. Письма от друзей и родственников, приходившие на ее имя по столичному адресу, она получала через управление ФБГБ по Клегасу и через него же отвечала своим корреспондентам.

С переменой фамилии для сестры Тиоракиса возиться не пришлось. Она давно сделала это сама, когда вышла замуж. Несмотря на всю свою фронду по отношению к власти и, особенно, к спецслужбам, неожиданное известие о том, что ее любимый братик заделался самым, что ни на есть, гэбэровцем, Совиле перенесла спокойно. Гены версенского практицизма давали себя знать. Она даже не слишком возмутилась, когда направленный к ней для беседы сотрудник Пятого департамента сообщил о насущной необходимости на некоторое время переменить место жительства. Ощущение реальной опасности и страх за собственную семью отводили протестным настроениям место где-то в самом конце очереди действительно важных дел. Тем более, чертова лавочка предлагала соблазнительные условия.

Муж Совиле, прекрасный специалист в области электроники, которого в курс событий, связанных с тайными делами шурина, вообще никто не вводил, совершенно неожиданно для себя получил предложение, о котором мечтал со студенческой скамьи. Его позвали на работу в центр аэрокосмических исследований, работавший под эгидой правительства и обслуживавший, по преимуществу, интересы обороны. Там было поистине великое поле для приложения его способностей, по-настоящему высокая зарплата и прекрасные бытовые условия. Недостатком являлась необходимость жить в полузакрытом научном городке и находиться под постоянным присмотром спецслужб. Но, что это все такое, по сравнению с предложенным ему настоящим делом — делом, о котором он мечтал столько лет? К тому же и жена поразительно легко согласилась покинуть старое гнездо и отбыть к новому месту жительства по срочному вызову, поступившему из столицы космических технологий…

С отцом Тиоракиса, по-прежнему служившим Региональным представителем Федерального надзора в далеких Приморских кантонах, поступили еще проще. Его поручили попечению Департамента Государственной охраны. В общем-то, по должности, которую он занимал, телохранители и сопровождение не полагались (не хватало одной ступени), но в данном случае сделали исключение.

Лидо Тиоракис, в отличие от своей бывшей жены и дочери от первого брака, и в соответствии с собственными жизненными установками, воспринял новость о том, что его сын делает карьеру в спецслужбе, если не с восторгом, то, по крайней мере, с законной гордостью. Он, правда, терялся в догадках, что такого мог наделать его отпрыск, отчего отец получил неположенную по статусу привилегию… И о награждении сына он тоже еще не знал. Почти никто об этом, пока, не знал.

* * *

В университете исчезновение Тиоракиса заметили не сразу. Редкое появление в альма-матер старшекурсников, вышедших на написание магистерских диссертаций, было обычным делом. Они пропадали в специальных библиотеках, корпели над собранными материалами по домам и лишь изредка выходили на контакт с руководителями защиты. Вот, например, Гамед с философского факультета, славный компанейский парень и без пяти минут магистр, тоже куда-то запропастился. Ничего, полагали многочисленные знакомые, — к защите все отыщутся…

Но где-то в середине весны по университету быстро распространилась весть о том, что Гамед затерялся не в лабиринтах библиотечных стеллажей, а, представьте себе, уже несколько недель как арестован за принадлежность к террористической организации. Это выяснилось после визита судебного следователя, который изъял из университетской канцелярии его личное дело и запросил характеристику на попавшего под следствие студента. После этого на допросы в Следственный департамент стали вызывать всех, кто тем или иным образом контактировал с Гамедом, а особенно, членов землячества студентов-баскенцев. Результаты не заставили себя ждать: еще три студента угодили в следственный изолятор.