— Черт возьми, я тоже презираю ее!

— Надо бы поскорее от нее избавиться.

— Завтра мы, кажется, собирались подняться на Везувий…

— Этот вулкан был бы лучшим средством для еепогребения. А какая это будет красивая смерть!

— Если мы с тобой возненавидим кого-нибудь, Жюльетта,ненависть наша способна творить чудеса.

— Но мы будем вести себя так, будто ничего неслучилось.

— Разумеется. Мы искупаемся в ее ласках.

— Предоставь это мне, ты ведь знаешь, какой я бываю вковарстве.

— Мы будем ласкать ее всю ночь.

— Непременно.

— Ах, мой ангел, подумать только: мы станем самымибогатыми женщинами на свете!

— Только после этого не надо задерживаться в Неаполе.

— Да, да, мы сразу покинем Италию. Вернемся в нашумилую Францию, купим богатые поместья и проживем остаток жизни вместе… Как мыбудем счастливы, Жюльетта!

— С нашим богатством мы сможем позволить себевсе, — подхватила я. — Только идиоты не смеют употреблять всесредства — и законные и незаконные, — чтобы быть счастливыми. Мне кажется,Клервиль, я скорее умру, чем откажусь от воровства; оно доставляет мне одно изсамых больших удовольствий, и без него я не представляю себе жизни. В такиеминуты я испытываю такое же ощущение, какое испытывает обычная женщина во времяплотских утех. Преступление щекочет и возбуждает нервы, связанные с зонаминаслаждения, точно так же, как это делает палец или мужской орган; я извергаюсьдаже при мысли о преступлении, которое мне предстоит совершить. Вот бриллиант,который предлагала мне Шарлотта, он стоит пятьдесят тысяч. Я не приняла его. Онбыл противен мне в качестве подарка, но я его украла, и теперь он мне оченьдорог.

— Значит, ты все-таки завладела им?

— Конечно. И меня нисколько не удивляет, что есть люди,которые предаются подобной страсти единственно для того, чтобы испытать жгучеенаслаждение. Я буду воровать до конца своей жизни, будь у меня два миллионадохода, все равно я не отступлю от своих принципов.

— Теперь я совершенно уверена, что Природа создала насдруг для друга. Поэтому нам просто нельзя расставаться ни в коем случае.

За обедом мы втроем обсуждали завтрашнюю экскурсию наВезувий. А вечером были в Опере; сам король подошел к нашей ложе засвидетельствоватьнам свое почтение, и все глаза были устремлены на нас. Вернувшись домой, мы елидушистое жаркое, запивая его кипрским вином, потом испытали семь или восемьоргазмов в объятиях женщины, которой уже вынесла приговор наша порочность.После этого уложили ее в постель и остаток ночи провели вдвоем; до того, какнаступил рассвет, мы еще несколько раз сбросили семя при восхитительной мысли отом, что очень скоро будем попирать ногами возвышенное чувство дружбы и пред-.анности. Я, конечно, понимаю, что такое злодеяние могут оценить только высокоорганизованные умы, наподобие наших, и заслуживает жалости человек, лишенныйподобной возможности, ибо он лишен необыкновенных удовольствий; более того, яутверждаю, что он не знает, что такое истинное счастье.

Мы поднялись вместе с солнцем. Преступные замыслы не даютспать, приводя в смятение все чувства; мозг непрестанно перебирает их, и вы нетолько предвкушаете удовольствие — вы его испытываете в полной мере.

Карета, запряженная шестеркой лошадей, доставила нас кподножию Везувия. Там мы нашли проводников, которые захватили с собой веревки ипрочее снаряжение, необходимое для подъема на вулкан, а путь до вершины занял унас два часа и стоил пары новой обуви. Несмотря на усталость, мы пребывали впревосходном расположении духа и много шутили с Олимпией, и бедняжка допоследнего момента не догадывалась о причине нашего настроения.

Между прочим, это нелегкий труд — карабкаться на гору пощиколотку в пепле, когда, сделав четыре шага вперед, вы сползаете вниз на шестьшагов, когда над вами постоянно висит опасность провалиться сквозь тонкую коркув расплавленную лаву. Поднявшись наверх, мы сели на самом краешке кратера и сзамиранием сердца заглянули в глотку вулкана, который в минуты гнева бросает вдрожь Неаполитанское королевство.

— Как вы думаете, нам нечего сегодня бояться? —спросили мы у проводников.

— Нет. Может случиться выброс серы и кусочков пемзы, нонепохоже, что будет извержение.

— В таком случае, друзья, — сказалаКлервиль, — оставьте корзину с закусками и можете возвращаться в деревню.Мы хотим побыть здесь.

— А вдруг что-то случится.

— Вы же сами сказали, что все будет в порядке.

— Никогда нельзя быть уверенным…

— Ну что ж, если начнется что-нибудь серьезное, мы самиспустимся вниз и будем оттуда наблюдать за извержением.

Клервиль сопроводила свои слова несколькими золотымимонетами, и разговор был окончен.

Когда проводники спустились достаточно далеко, мы с Клервильобменялись быстрым взглядом.

— Будем действовать хитростью? — шепотом спросилая.

— Нет, силой, — ответила она.

В следующий момент мы схватили Олимпию.

— Итак, сука, — сказали ей, — ты нам надоела;мы привели тебя в это место, чтобы расправиться с тобой. Под нами вулкан, кудаты сейчас отправишься живьем.

— Пощадите! — простонала она. — Что я вамсделала?

— Абсолютно ничего. Ты нам надоела, разве этого мало?

Мы сунули ей в рот перочинный нож, чтобы она прекратила своистоны и горестные жалобы. Потом Клервиль связала ей руки шарфом, который мызахватили специально для этой цели; я связала ноги, и когда Олимпия оказалась вбеспомощном состоянии, мы отступили в сторону и расхохотались. Из ее прекрасныхглаз ручьями текли слезы, оставляя жемчужные капельки на ее величественнойгруди. Мы раздели ее и начали терзать ее тело: щипали белоснежные груди, кололибулавками ягодицы, вырывали из лобка волосы, а я откусила ей клитор. Наконец,после двух часов нескончаемых истязаний и унижений, мы взяли ее за руки и заноги, поднесли к краю жерла и сбросили вниз. Она исчезла в кратере, и несколькоминут мы слышали шум падающего тела, натыкавшегося на выступы, разбивавшегосяоб острые камни; постепенно шум стих, и воцарилась тишина.

— Вот и все, — произнесла Клервиль, котораяпродолжала мастурбировать обеими руками. — Черт меня побери, милаяЖюльетта, давай ляжем на край вулкана и будем извергаться; ведь мы только чтосовершили преступление, совершили один из тех сладостных поступков, которыезовутся чудовищными. И если то, что мы сделали, действительно оскорбляетПрироду, пусть она отомстит нам — ведь она может отомстить, если захочет; пустьпроизойдет извержение, пусть вскипает лава в глубинах этой преисподней и сотретнас с лица земли.