Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассматривая вопрос о «лазаретах», следует помнить о положениях, содержащихся в Конвенции Красного Креста, особенно в статье 1, гласящей, что все раненые и больные, которые попали в плен к противнику, «должны пользоваться покровительством и защитой при всех обстоятельствах», а также «пользоваться человеколюбивым обращением и уходом без различия национальности». Лишь при сравнении с этими положениями конвенции станет ясной картина того, что имело место в лагерях и «лазаретах» для советских военнопленных. Ибо распоряжения ответственных командиров вермахта, касающиеся обращения с больными и ранеными военнопленными, ничего общего с духом конвенции не имели.
Генерал-квартирмейстер ОКХ генерал Вагнер издал 24 июля 1941 года приказ, в котором дал волю своим чувствам ненависти к советским солдатам:
«С целью оградить страну от наводнения русскими ранеными приказываю:
Транспортабельных легкораненых пленных, которые предположительно выздоровеют в течение 4 недель, следует отправлять на пункты, где они будут приняты аппаратом ОКВ.
Остальных… помещать в лазареты, которые нужно организовать при дулагах, но на расстоянии по меньшей мере 500—1000 метров от них. Для лечения пленных и ухода за ними следует использовать под немецким надзором исключительно русский персонал как из числа военнопленных, так равно и гражданский…
Следует использовать исключительно [разрядка наша. — Ш. Д.] русский больничный инвентарь, а также русские лекарства и перевязочные средства, но прежде всего русскую сыворотку…» [1036].
Тенденция этого приказа совершенно ясна. В госпиталях, расположенных в глубоком тылу, где условия лечения были более сносными, должны были находиться только те, в отношении которых имелась надежда, что они выздоровеют и их можно будет использовать на работах. Четкий наказ разместить остальных — тяжелораненых — в лазаретах на расстоянии 500—1000 метров от лагеря в приказе не мотивируется. Однако в свете гитлеровской практики 1941–1942 годов совершенно бесспорно, что речь идет не о том, чтобы лечение проводилось вдали от лагерного шума, а скорее всего о том, чтобы основная масса военнопленных не слишком-то быстро разобралась, какая судьба готовится их раненым товарищам и как выглядит само это «лечение». Запрещение использовать немецкий больничный инвентарь и немецкие лекарства, а равно запрет немецкому медицинскому и санитарному персоналу оказывать медицинскую помощь военнопленным означали, что больных и раненых военнопленных в большинстве случаев не будут лечить вообще. Такое указание давалось исподтишка, а вместе с тем это была и совершенно четкая инструкция германского командования о том, как следует поступать с ранеными советскими военнопленными. Таким образом, за, являлось, что армия — а через нее и рейх — не заинтересованы в усилиях, имеющих целью сохранить жизнь тяжелораненым и больным солдатам «идеологического противника».
Это было не что иное, как смертный приговор, что и подтвердила гитлеровская практика 1941–1942 годов.
Итак, советский солдат, который был тяжело ранен в бою и попал в руки немцев, если он не был добит на месте, мог желать себе только одного: скорейшей смерти. Гитлеровцы не заботились о нем, а возможности советского медицинского персонала из числа пленных почти равнялись нулю. Немецкие полевые госпитали, передвижные медпункты, не говоря уже о санитарных поездах, самолетах и госпитальных судах, । не предназначались для советских военнопленных. Советский медицинский персонал делал все что мог для спасения раненых и больных пленных, но, как мы указывали выше, возможностей у него почти никаких не было.
На сборных пунктах для военнопленных гитлеровцы не оказывали им никакой медицинской помощи. Положение в дулагах было ничуть не лучше. В районе города Гайсина (Украинская ССР) в местном дулаге в августе 1941 года сотни больных и раненых военнопленных лежали в конюшнях на голой земле, без всякой медицинской помощи. В это же время в дулаге в Умани около 15–20 тысяч раненых лежали под открытым небом, в запыленных повязках, пропитанных кровью, гноем, без всякой медицинской помощи со стороны гитлеровцев, при полном бессилии советских врачей, лишенных возможности получить бинты, медикаменты и хирургический инструментарий [1037].
Разумеется, в подобных условиях тяжелораненые быстро умирали. Десятки тысяч легкораненых и больных все же попадали в постоянные лагеря и в организованные там лагерные «лазареты». Ниже мы приводим краткий обзор условий, существовавших в некоторых из этих «лечебных учреждений».
О лазарете в Харькове авторитетно высказался «начальник военнопленных» на Украине в 1942 году генерал Эстеррейх:
«Тяжелобольные были размещены в помещениях, где не было отопления и все окна выбиты… больные не имели одежды и обуви. В результате в этом госпитале ежедневно умирало от истощения и эпидемических заболеваний 200–300 человек» [1038].
Подобные же условия были и в лагерном лазарете в г. Даугавпилсе (Латвийская ССР):
«Редко кто выходил живым из этого госпиталя. При госпитале работало пять групп могильщиков из военнопленных, которые на тележках вывозили умерших на кладбище. Бывали часто случаи, когда на тележку бросали еще живого человека, сверху накладывали еще 6–7 трупов умерших и расстрелянных. Живых закапывали вместе с мертвыми; больных, которые метались в бреду, убивали в госпитале палками» [1039].
В лагерном «госпитале» в Демблине (форт «Болонья») пленных не лечили, а умерщвляли путем впрыскивания в область сердца отравляющих веществ [1040].
В «лазарете» лагеря № 336 для советских военнопленных (Каунас, форт № 6) с сентября 1941 года по июль 1942 года умерло 13 936 советских военнопленных [1041].
В лазарете шталага 344 в Ламбиновицах [Ламсдорф] больных советских военнопленных помещали по 40–50 человек в небольшой комнатушке и, по существу, бросали их на произвол судьбы. Они лежали на соломе, на полу или на двухъярусных нарах (по двое на каждых нарах), не получая лекарств; им не делали перевязок, и они массами вымирали [1042].
Сохранился приказ коменданта лагеря, свидетельствующий о дискриминации советских военнопленных по сравнению с другими национальными категориями:
«Направление французских военнопленных в лазарет для русских, находящийся в Дамсдорфе, не допускается, так как этот лазарет непригоден для французских военнопленных» [1043].
Однако далеко не все советские военнопленные в Ламбиновицах имели возможность умирать в «лазарете». Многие тяжелобольные вынуждены были оставаться в лагерных бараках в состоянии полного истощения. В феврале 1945 года, когда они не были в состоянии выйти на перекличку, гитлеровцы застрелили их прямо на месте, где они лежали. В тот день было убито около 30 пленных [1044].
В лагерном «госпитале» в Риге с сентября 1941 года по апрель 1942 года от голода и эпидемических заболеваний