У представителей царской власти в Привислинском крае в самом деле имелись все основания опасаться за свою жизнь. В 1906 году, среди прочих жертв террора, были убиты заместитель генерал-губернатора генерал-майор Маркграфский, а также генералы Вонлярлярский, Цукато и Вестенрик705. В августе 1906 года было совершено покушение на самого Скалона. Боевая группа ППС во главе с Мечиславом Маньковским пыталась устранить ненавистного генерал-губернатора. Покушение было совершено с помощью целенаправленного оскорбления генерального консула Германии в Варшаве: 5 августа, когда консул барон Густав Лерхенфельд выходил из местного яхт-клуба, на него налетел человек в форме российского офицера, который оскорбил его и ударил по лицу. В тот же день генерал-губернатор отправился к генеральному консулу, чтобы принести должные извинения. Когда он двинулся обратно в свою летнюю резиденцию Бельведер, на улице Кошиковой убийцы бросили в него бомбы. При взрыве двух бомб были легко ранены четверо сопровождавших Скалона казаков и несколько прохожих. Сам генерал-губернатор остался невредим. Тут же начатое полицейское расследование показало, что провокация против генерального консула Германии являлась частью давно готовившегося заговора с целью убийства Скалона. Квартиру в доме № 33/13 по Кошиковой улице, из которой были брошены бомбы, арендовали еще двумя месяцами ранее. Убийцы выбрали именно эту улицу, так как на ней велись работы с канализацией, из‐за которых движение было односторонним. К тому же по этой улице с наибольшей вероятностью проходил обратный путь генерал-губернатора после визита к немецкому консулу. В конечном итоге теракт не удался только из‐за плохо изготовленных бомб706.

Угроза для жизни генерал-губернатора сохранялась и после неудачного покушения 5 августа. Уже в конце того же месяца на Скалона было совершено еще одно покушение. В октябре удалось предотвратить убийство с помощью яда в берлинском санатории, куда он отправился на кратковременное лечение.

В отличие от Скалона, который оставался при всех этих покушениях невредим, целому ряду других государственных чиновников везло меньше. Если верить статистике Британского генерального консульства, только за период с 28 июля по 6 октября 1906 года в Варшавском консульском округе 124 должностных лица пали жертвами терактов и еще 108 – были ранены707. Таким образом, только за эти два месяца в Царстве Польском и западных губерниях произошло 16% всех террористических актов, зафиксированных в Российской империи за весь 1906 год. В другом обзоре Владимир Есипов, руководитель Статистического комитета в Варшаве, писал, что за весь период 1905–1906 годов погибли 790 чиновников, а 864 человека были в результате покушений ранены. В общей сложности в Царстве Польском взорвалось за эти два года 129 бомб708.

Однако многочисленными терактами не удалось разжечь революционную динамику. Они оставались изолированными событиями, которые ни разу всерьез не поставили под угрозу стабильность общественного порядка. Постепенно их широкая поддержка обществом стала ослабевать.

Террористы оказывались во все большей социальной изоляции, поскольку политика временного генерал-губернатора никоим образом не ограничивалась одними лишь репрессиями. Подавление насильственных протестов сопровождалось повышенной готовностью к сотрудничеству с теми общественными кругами, которые не стремились к насильственному свержению российского господства. Уже современники характеризовали этих генерал-губернаторов как военных, которые в первую очередь стремились привести Польшу к повиновению, однако такая характеристика явно слишком однобока. Скалон очень целенаправленно вмешивался в непривычную политическую ситуацию, возникшую после выхода Октябрьского манифеста, чтобы управлять ею, но не допускал принципиальной обструкции основных гражданских прав, этим манифестом введенных. Его усилия были направлены скорее на то, чтобы заключать жизнеспособные союзы при этом новом политическом порядке, который он, возможно, не любил, но в принципе принял.

Опыт 1905 года заставил имперских чиновников пересмотреть старые образы врагов, потому что внезапно проявили волю к сотрудничеству такие социальные силы, которые еще незадолго до того однозначно причислялись к «революционным». Вообще, прежний образ тройки противников петербургского владычества и возмутителей спокойствия в крае, к которой царские чиновники относили польскую аристократию, католическое духовенство и городскую интеллигенцию, стал распадаться709. С начала столетия распространилось понимание того, что основную угрозу государственному порядку несет прежде всего соединение социальных протестов против бедственного положения городских низов с «социалистической пропагандой» со стороны революционных партий. Революция 1905 года убедила в этом окончательно. На фоне угрозы бунта обнищавших масс и кровавого террора социалистических боевых организаций прежний «польский вопрос» потерял свое былое главное место в иерархии страхов русских чиновников710.

Одновременно это привело к тому, что они смогли сохранять свою веру в лояльного крестьянина и после 1905 года, поскольку главное требование гминного движения – двуязычие административных процедур – не рассматривалось как фундаментальное отрицание российского владычества над Царством Польским. Уступки, к которым правительство было готово в 1905 и в последующие годы, касались прежде всего этой области. После того как в течение 1906 года опасность революции в сельской местности была, казалось, устранена, царская администрация почти не препятствовала сельским общинам в усилении самоорганизации. Показательно в этом отношении большое количество начальных школ и добровольных пожарных дружин, которые были созданы общинными активистами даже в условиях постоянного военного положения.

Однако еще более важным было то, что имперские должностные лица пересмотрели свое отношение к «патриотическому лагерю». Так, были возобновлены попытки диалога с умеренными, либеральными силами польского идейно-политического спектра. При поддержке петербургского Комитета министров варшавский генерал-губернатор уже в октябре 1905 года инициировал комиссию, которая должна была обсудить старый проект введения в Царстве Польском органов муниципального самоуправления. В бурные дни после выхода Октябрьского манифеста Скалон пригласил на переговоры таких выдающихся представителей польского национального движения, как, например, Адольф Сулиговский, чтобы конкретно обсудить с ними уставы городского самоуправления для Варшавы и Лодзи711.