Я думаю, нам нужно или при ИНО, или отделе рационализации создать ячейку (орган) информации о достижениях заграничной техники. Ячейку с открытой деятельностью. Эта ячейка имела бы быть руководителем и давать директивы для другой, скрытой ячейки у нас в ГПУ или в ВСНХ о получении секретов, моделей и т.д. Если же это дело будет в Разведупре, то это будет только предлогом для пополнения средствами ВСНХ своего бюджета. Подумайте, посоветуйтесь и после возвращения моего из отпуска доложите мне»[783].

Анализируя характер информационной работы чекистов под руководством Дзержинского в 1917—1926 гг., следует отметить, что основным ее содержанием был сбор сведений по ряду направлений. Во-первых, об отношении к мероприятиям советской власти. Во-вторых, о политике различных политических партий, планах белогвардейцев и эмигрантских центров, о мелкобуржуазной стихии, ее влиянии на советский и партийный аппарат, на профсоюзные организации и кооперативы. В-третьих, о подрывной деятельности различных организаций и группировок, в том числе революционно-демократических партий, о духовенстве, состоянии вузов, армии, торговли и другом.

Наряду с информированием высших партийных и советских органов Ф.Э. Дзержинский заботился о всемерном совершенствовании информационных сообщений в интересах Военного ведомства. Хорошо налаженная информация о частях и подразделениях Красной армии и Красного флота имела особое значение для поднятия их боеспособности и боевой готовности. Во многих выступлениях Дзержинский указывал, что «если мы желаем иметь крепкую и сильную армию, если мы желаем, чтобы она не подвергалась опасному влиянию контрреволюционных сил», то должны изучать настроение армии, то есть изучать настроение военнослужащих, выходцев в основном из крестьян, потому что «армия выражает и не может не выражать тех настроений, которые имеются в крестьянстве».

Поэтому Дзержинский обязал особые отделы согласовывать сводки со всеми ведомствами, от которых поступала информация. 15 февраля 1925 г. он дал указание Ягоде: «сговориться с ПУРом о сводках ос[обого] отдела в смысле, как их составлять, как их использовать и как поставить контроль этого использования и, наконец, как проверять их правдивость, не сгущать краски…» Он обязал чекистов сообщать руководству Красной армии сведения о всех контрреволюционных выступлениях и выполнять разведывательные задания командующих военными округами. Кроме того, просил главкома С.С. Каменева присылать в ВЧК копии всех оперативных и разведывательных сводок, поступающих в штаб РККА. И прежде всего о политическом состоянии частей и подразделений. В инструкции ОГПУ от марта 1924 г. оно определялось как настроение и отношение к советской власти и РКП(б), контрреволюционная агитация, наличие членов антисоветских партий, кулачества, бывших белых, национальная рознь, антисемитизм, религия, взаимоотношение с местным населением, взаимоотношение командования и политического состава, положение красных командиров, пьянство, дезертирство, дисциплина и другое.

Ввиду усилившейся агрессивной политики западных держав председатель ОГПУ обратил внимание на войсковые части, дислоцированные в районах Украины, Белоруссии и на северо-западе России. Он предложил «улучшить нашу информацию, дабы не прозевать процессов по накоплению сил и консолидации наших врагов»: срочно составить сводку и использовать весь материал, имевшийся в ЦКК—РКИ, наметить план наблюдения и выявления, а также меры по предупреждению всяческих злоупотреблений. Эти меры, считал Дзержинский, должны быть приняты по всем линиям: особого отдела, пограничной охраны, губернских отделов ОГПУ и губкомов партии, потому что в армии и на флоте нарастали негативные процессы.

Советское политическое руководство было обеспокоено настроением личного состава армии и флота, прежде всего командиров. В армии и на флоте всё более нарастали негативные явления. С 1924 г. актуальной становится борьба с террором в деревне против сельских активистов.

6 января 1924 г. член ЦК РКП(б) И.И. Коротков напечатал в «Правде» статью «В деревню!». В ней отмечались факты нарушения законности, неуважения к крестьянству и указывалось на распространение в деревне хулиганства, самогоноварения, краж, поджогов. Статья была помещена редакцией в дискуссионном плане. После ознакомления с ней Дзержинский писал Менжинскому 5 февраля 1924 г.: «Вопрос, поднятый т. Коротковым, колоссальной важности.

Прошу Вас дать свои соображения и предложения о той роли, которую могли бы сыграть органы ГПУ в борьбе с бесправностью в деревне и хулиганством. Огромную роль могли бы сыграть и наши красноармейцы, поскольку нами будет организована их связь и руководство с деревней.

Органы ТО ГПУ могли бы тоже сыграть большую роль с пользой для крестьян и транспорта»[784].

Трудное положение в городе и особенно в деревне сказалось негативно на Красной армии и войсках ВЧК – ОГПУ. Многие красноармейцы были недовольны политикой власти. Они прямо заявляли: «Нам здесь рассказывают, что соввласть проводит правильную политику. Это неверно. Будучи на селе, я убедился, что крестьян душат хуже, чем при царе», «власть обманывает крестьян, каждый день пишут, что налоги уменьшаются. Политика партии неправильна, нужно из такой партии бежать». И бежали не только из партии, но и из комсомола.

Осенью 1924 г. крестьяне, как и в 1922 г., бойкотировали выборы в местные советы. В целом по 49 губерниям России в выборах приняло участие лишь 28,9 % от общего числа избирателей. В 1925 г. дело дошло до вмешательства органов ОГПУ в избирательную кампанию. Сводки ОГПУ отмечают повсеместное нарастание политической активности крестьян, которая выражалась в требованиях создания союзов трудового крестьянства и союзов хлеборобов, в стремлении установления общественного контроля над работой советов. Более всего это замечалось в Гомельской и Ярославской губерниях, в Сибири и Поволжье. Дзержинский отмечал, что «крестьянство приобрело способность к ясному пониманию и учету своих интересов, сознательной постановке вытекающих отсюда задач и к резкой критике экономических мероприятий соввласти»[785].

21 февраля 1925 г. Дзержинский направил в Политбюро ЦК РКП(б) письмо, в котором отметил: «По далеко не полным данным ОГПУ картина террора (убийства, избиения, покушение на жизнь, поджоги против советских работников, селькоров, коммунистов, комсомольцев и бедноты). Эти цифры очень знаменательны: они говорят:

1. Вопрос террора в деревне идет гораздо дальше вопроса террора против селькоров.

2. Террор в деревне симптоматически и грозно растет, усиливаясь и расширяясь во всех основных районах.

3. Необходимо обратить на это явление внимание всех губкомов и губКК, обязав их уделять максимальное внимание изучению каждого случая в отдельности с принятием ряда необходимых мер, которые должны быть ориентировочно намечены и выработаны комиссией ЦК по работе в деревне.

4. Сообщения в газетах о терроре и убийствах в деревне не помещать (мотивировка в предыдущем моем письме)»[786].

Активизация деревни для органов ОГПУ стала «неожиданной». В ряде мест при ликвидации этих выступлений они пренебрегали возможностями и средствами мирного воздействия на крестьян. Совершенно прав автор книги о Н.И. Ежове Алексей Полянский в своем утверждении о том, что «ОГПУ тогда еще не на должном