Измученное худое лицо осунулось. Даже в ночи Мария видела у нее под глазами темные круги. Она протянула Сусанне ломоть хлеба:

– Поешь, Сусанна, ты голодна. Если хочешь, пошли с нами, мы уходим из Иудеи. Я должна спасти сына. – Мария притиснула мальчика к себе. – Тебе тоже нельзя оставаться тут, фарисеи не оставят в покое.

Травянистый берег в темноте казался черным, он отлого спускался к реке. Вода плескала едва слышно.

Сусанна схватила хлеб, стала жевать, жадно глотая. Потом грустно опустила голову:

– Я не могу, Мария, я иду к своему сыну, ему всего полгода.

Мария качнула головой и обняла Сусанну. Две матери хорошо понимали друг друга. Никакие слова больше не нужны были.

Потом Мария взяла мальчика за руку, и они пошли вдоль берега. Очертания женщины с ребенком быстро растворились в слабом свете ночных звезд. А Сусанна долго еще щурилась им вслед, пытаясь угадать, где скрывает их темнота. Затем присела на корточки у воды, умыла лицо. Прежнее утомление притупилось, появлялись свежие силы, словно Мария дала ей новое дыхание.

Еще сутки Сусанна добиралась до селения, где обитала семья Хаима, в которой приютили ее малыша.

Было раннее утро.

Позже она будет горько жалеть, что не захотела дождаться за селением следующей ночи, чтобы в темноте наверняка не попасть на глаза людям. Нетерпение и желание скорее увидеть сына притупили ее страх и осмотрительность. Не пожелала еще целый день прятаться в кустах и жариться под солнцем, когда до сына рукой подать. Тем более что домик Хаима располагался неподалеку от окраины селения.

Сусанна быстро пробежала мимо крайних домов и юркнула за низкий каменный заборчик. Прижалась к дверям, поскреблась, оглядываясь. Ничего не заметила. Стукнула в дверь и приникла ухом. Не видела, как двери соседнего дома распахнулись и выставилось темное лицо хозяина. Оно глянуло через заборчик на дом Хаима, уперлось сонными глазами в спину Сусанны. И не отрывалось от нее, пока спина не исчезла в щели открывшейся двери.

Сусанну встретили изумленные глаза и встревоженный возглас испуганной жены Хаима:

– Уходи, уходи скорее, тебя ищут везде! – Женщина нервно сжимала в руках подол нижней одежды.

– Я хочу забрать сына, – прошептала Сусанна и устало опустилась у порога. – Уйду вместе с ним.

Старый занавес, разделивший помещение, колыхнулся. Из-за него раздался сонный хриплый отрывистый говор Хаима:

– Вчера наведывались фарисеи. Они знают о тебе. Оставаться опасно. Ты погубишь всех нас. Затаись где-нибудь и пережди. За сына не беспокойся, он будет расти с нашими детьми. А когда о тебе забудут, тогда и заберешь его. А теперь уходи, послушай мою жену. Она правильно тебе советует. Ну, как ты будешь скитаться с малым чадом? Сама голодаешь, и младенца голодом морить будешь. Смотри, ты вся оборванная и побитая. Оставь его и беги отсюда. Иначе я должен буду сообщить о тебе, – говорил Хаим, взывая к благоразумию Сусанны, и все сильнее чуял опасность.

Фарисеи грозили ему судом, а Хаим боялся суда фарисейского. Он исправно посещал синагогу, хотя по ночам молился Богу, от которого не отрекалась Сусанна. И страшился, что об этом станет известно фарисеям.

Когда муж Сусанны утонул в реке, Хаим думал, что, оставшись с ребенком на руках, Сусанна перестанет ходить по городам и селениям с проповедями, как она делала вместе с мужем. Думал, что она осядет в каком-нибудь селении и утихомирится возле сына. Но не тут-то было. Она закусила удила.

Сейчас на нее не действовали уговоры хозяина дома. Сусанна упрямо собрала ребенка, покормила, собрала узелок и направилась к выходу.

Но в этот миг с шумом и гамом дверь распахнулась. В проеме возникли разгоряченные лица толпы. Первым ввалился сосед. Вырвал из рук Сусанны ребенка и бросил жене Хаима.

Сусанну вытолкнули во двор. Окружили и погнали по селению к синагоге. Ее били в спину, от ударов она падала лицом на землю, разбивалась в кровь о камни под ногами. А когда поднималась, снова били еще сильнее, оставляя кровавые рубцы на спине.

Она шла, не разбирая дороги. Боль притупилась, и Сусанна уже не обращала на нее внимание. На земле оставались мокрые от крови следы. Толпа, поднимая клубы пыли, с остервенением гудела.

Потом Сусанну прижали к стене синагоги. Окровавленная, растрепанная, в остатках одежды, она никого не видела и не слышала. А на крыльце появился поднятый рано из постели священник. Он во весь голос обвинил Сусанну в почитании Йешуа и потребовал, чтобы она отреклась от него.

Толпа притихла в ожидании, безмолвствовала, пожирая Сусанну шальными глазами.

Сусанна выпрямилась, откинула со лба разлохмаченные волосы. Истерзанная и униженная.

Ближние к Сусанне фарисеи враждебно кривились. Толпа увеличивалась. Позади со страхом крутился маленький сутулый старый Хаим с черной бородой и трясущимися руками.

Сусанна подняла голову. В глазах плыла, топырилась глухая стена из злых лиц, которые не хотели слушать и понимать ее. Ей стало страшно, ноги задрожали. Она посмотрела вверх, вытянула шею и тонким голосом слабо выдавила:

– Признаю…

Толпа продолжительно выдохнула. Одни это сделали с бешеной радостью, другие с червоточиной в душе, третьи с мучительным сожалением.

А Сусанна, преодолевая страх, набрала голос:

– Признаю, что не отрекаюсь!

И теперь толпа ахнула. Фарисеи взвыли, качнувшись к ней, и выпучили глаза на священника. Тот терпеливо дождался тишины. Он был битым псом, не проведешь на мякине и голыми руками не возьмешь. Глупая шлюха, дура, каменья плачут по ней. Когда толпа притихла, священник медленно набрал полные легкие воздуху и громко гаркнул в натуженные лица:

– Есть ли здесь те, кто не верит Богу Иудейскому, как эта подлая блудница? Пусть они тоже подтвердят, что есть другой Бог!

Толпа замерла, не было дураков, которые сейчас подтвердили бы это. У всех по коже пробежали мурашки.

И опять разнесся звучный голос священника:

– Вот видишь, дрянь мерзкая, нет никого, кто бы подтвердил, что есть другой Бог, кроме Иудейского!

Фарисейский гуд поддержал священника. В воздухе черной птицей заметалось ожесточение.

И тогда священник с удовлетворением повысил голос:

– Все были свидетелями, как эта шлюха отвергла нашего Бога! Нет греха большего. Взываю к справедливому суду! Синедрион постановил: всякий иудей, проповедующий другого Бога, должен быть судим по закону Моисея! Забит каменьями! – Священник сделал длинную паузу, чтобы увеличить напряжение, и прокричал: – Исполните закон, иудеи!

Еще мгновение над толпой висела цепенеющая тишина, и следом взорвался вопль разноголосицы.

Селянин, первым схвативший из-под ног камень и занесший его над головой, вдруг поймал глазами взгляд Сусанны. В нем вместе со страхом было безумное желание жить. Селянина обжег этот