скорее отправить, чтобы ты смог скорее спросить Серова. Жду! Заказала держать для меня, но не обещали, т. к. это последние запасы и больше не будет.

Целую крепко, жарко, нежно… люблю, моего Ваню! Пиши о здоровье! Молюсь!

Оля

142

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

14. V.42, русское 1 мая!

2–4 ч. дня

Здравствуй, родная моя птичка, ласковая моя, нежная моя голубка!

Ну, какое же хорошее твое письмо! Давно не получал такого, — верю теперь, что ты начинаешь опять быть Олей, Олюшей, Ольгушкой славной. Ах, ты, моя расчудесная! Ну, наконец-то веришь, что Ваня твой, весь и до конца — твой. Ну, дай мне глазки, добрые, любящие глазки — сказки. Верю, что ты начинаешь набираться сил и веры в себя. И чтобы никогда-никогда не слышать мне твое истерзанное, рожденное болезнью, — «бездарная я, ничто я, маленькая я…» Ах, ты, упрямая гордячка! Тебе ма-ло, чем наградил тебя Господь?! Постыдись. Ну, будто скряга-богач: чем богаче — тем больше скаред, — «еще, еще»!.. Мало тебе, что я всю твою богатую душу показал тебе, до всего в ней дорылся — дощупался, все обцеловал-опел, всему поклонился, перед всем чудесным твоим склонился. Ма-ло?! «Честь…» — российского — «тавра»!308 Ну, кобылица молодая… когда же ты перестанешь ноги в воздух метать? когда покоришься, смиришься? когда направишься «в мерный круг»?! Все готово в тебе — и ум, и сердце, и глаз, и ушко тончайшее, и чуткость-мера, и вдохновенье, и вглубь духовное гляденье… все, как редко у кого — избранных! Поверь мне хоть, ведь стоит же, хоть чего-нибудь, и чуткость моя, и опыт?! Не считай же меня за… шарлатана, лестью влекущего, пьянящего, чтобы вскружить головку! Твоя головка не из таких, и я не из таких, что кружат… — я из таких, что… хоть и слабо, да… Богу служат! Веришь? Ну, давай обниму… так обниму… как никто никогда не обнимал тебя… так на ушко тебе шепну… такое — никто не шептал такого. О, женка моя, любимая моя, бесценная… духовно женка ты мне, и сестренка младшенькая моя, и вся — любовь-девочка-прелестка, полная всех даров, и любви, и неги, и нежности-ласки… и сердца бессмертного! Ну, дай… ти-хости твоей, кротости, покорности Той Воле, что давно призвала тебя — служить Ей. Начни же свое служенье, выпрямись, гордая моя царевна, обернись же русской жемчужиной, достойная! Нет больше слов у меня — уверять, доказывать, просить, ободрять, молить. Терпение мое на исходе… отойду, забуду, все силы соберу, чтобы забыть… если не позабудешь, если не сбросишь с себя — гордыню ли… робость ли… — не разберусь. Ну, перекрестись — пиши «Лик» свой… жду, жду… Если бы ты была со мной, здесь!.. Ты приняла бы такой заряд любви, страсти… отдачи всего меня тебе, дару твоему… силе твоей… что, знаю, — ушла бы с головой в творческое… во всякое… — и… в земное, и в душевное-духовное! Ах, какие бы «детки» родились у тебя..! — Ну, Олёк… благословляю тебя, твори. И мы — сойдемся. Меня, такого… жизнью измученного, годами… трудами… «видно, что битая посуда»…309 — помнишь нянькино слово-то? — такого — ты не можешь полюбить, как женщина… но ты другого любишь — и полюбишь… внутреннего Ваню твоего… нежного, верного, чуткого, — весь-ласка… правда? — вот такого — любишь? полюбишь? обманешь себя? сумеешь?.. глазки закроешь и обманешь, но силу любви испытаешь — и поверишь, что я — _т_в_о_й, что меня можно любить и — женщине! _З_н_а_ю, что да, да, да, да. И поразишься, как еще можно — мне! — и так сильно любить, и так гореть, и так _т_в_о_р_и_т_ь! Вот сейчас… я — пожар, весь в пылании… к тебе, ко всему в тебе… я тебя слышу… я тебя вижу… впиваю тебя, пью тебя, сжигаю. Что еще за безумие во мне, откуда? Прости мне, Оля, эти кипенья, взрывы…

Ты победила здесь всех… — кто ни взглянет на твою «Лавру в туманце», — пленен, очарован… заворожен талантищем… нет, _с_е_р_д_ц_е_м, душой твоею, — она так и поет в этих сияниях святости нашей… в этом «очаровании троицком»! Без исключений..! Милые женщины… которые меня любят… — ну, как писателя! — склоняются, покорены… восторгаются… поверь же, что за книги мои, а не меня, меня, внешнего, нельзя полюбить. Это — духовные чувства! Моя милая караимочка (она очень ласкова и облегчает мне бытовую жизнь, ища случая угостить обедом, — ценит мою беседу, ловит слово! — и я всегда вежливо-внимателен! — ну, вспыхни, закинься! — изумлена-заворожена… — она-то отлично — умная! — понимает, — подозреваю! — _к_т_о_ ты для меня… — и она, и другая, бывшая старо-верка-владимирка-ковровка310, — красотой не блещет, и глаза у нее малые, не то, что у этой крымчачки… — приятно-скуластая крымчачка эта, а я совершенно безразличен, — во-первых потому, что «нет, уж занято здесь место» — помнишь, м. б. из водевиля «Ворона в павлиньих перьях»?311 — а я не из прохвостов! — а во-вторых — она — жена милого крымчака312, который так ко мне расположен… — как и она! — что… — «вы, сударь, холод… сударь — лед..!»313 Кстати, они теперь будут рассовывать билеты на мое «чтение»… — одобряешь? Без дам не бывает «вечеров», особенно ныне, когда ни афиш, ни газет наших… — и они их заменяют… — теперь, ведь, не до чтений, а как бы достать масла, хлеба, всякого едова! — Ну, словом, ты всех покорила. Поверишь ли хоть теперь в себя? Расцеловал твою гераньку-лапку. Перемучился я тобой, твоею истерзанностью, _з_н_а_я_ даже, что ты _д_о_л_ж_н_а_ быть здорова. И — поболел. Боли прошли, и были не от проснувшейся моей язвы, а… надо было несколько исправить преходящий нехваток чего-то у печенки… — ну, ты понимаешь, медичка-умница… и Серов дал мне такое чудесное средство… что… — чудеса! Сразу же ночные боли, тянущие, — не в печени, а в «тракте»… рукой сняло! Сам виноват, нарушил безумно всякую диету, наелся са-ла говяжьего, сырого! Временно — не было у меня масла… — теперь вдоволь! — и такой аппетит… — что селюкрин-то творит! — тебя бы съел! Дай «кала-чика-а… Олюша-а…»!

Нет, детка… нет Сережечки _з_д_е_с_ь… но это он сам, дух его напомнить мне тебе о нем тебя заставил! Временами… ты _в_с_е_ — закрываешь во мне. Теперь я молюсь о нем, думаю… плакал вчера, читая твое письмо. Милые мои — хранят меня, знаю. И — любят тебя. Они же, знаю, послали тебя мне! Чтобы твоя нежность не покидала меня. Они, ласковые-ласковые… знают, как мне нужна ласка… — как я одинок был, как томился… — и ты явилась! Они и тебя хранят. Ольга, перестань видеть сны, толковать, страшиться. Они — нет,