дал германскому народу некоторое представление об истинной военной ситуации и предложил, чтобы рейхстаг взял инициативу в свои руки и создал комитет по разработке условий компромиссного мира. Речь стала настоящей сенсацией. В последовавшем возбуждении стало ясно, что центристы, прогрессисты и социалисты, которых было большинство, согласны на компромиссный мир и реформу прусской избирательной системы.

Сторонний наблюдатель, несведущий в германских условиях, мог бы ожидать, что такое развитие событий укрепит положение канцлера в довольно-таки вялой борьбе, которую он вел за удержание лояльности рабочих, увеличивая их политическую власть и давая некоторую надежду на мир. Какое-то время результат казался вполне вероятным. Вильгельм, хотя и категорически не желал отказываться даже от малой части своих прерогатив, все же не был полностью глух к рациональным аргументам, особенно когда нервничал. 9 июля он провел совет в Берлине, на котором Бетман предложил принять требования социалистов. Чтобы выиграть войну, рабочим необходимо дать основания для ее поддержки. Прусский министр внутренних дел возразил, что, чем позволить социалистам и полякам господствовать в Пруссии, лучше проиграть войну. Председатель подвел итог дискуссиям, сказав: «Одна сторона думает, что, объявив в Пруссии всеобщее избирательное право, мы ее погубим; другая считает, что, не объявив его, мы можем проиграть войну и тем самым погубить и Пруссию, и Германию». Сам он пришел к выводу, что следует проконсультироваться с кронпринцем и прусским парламентом, и отложил решение. Штреземан, лидер национал-либерал ов, обвинил Бетмана в пораженчестве и призвал рейхстаг его сместить. Но когда канцлер попросил отставки, ему было отказано. Кронпринц высказался за избирательное право, и соответствующее заявление было сделано 11 июля. Большинство в рейхстаге было занято составлением «мирной резолюции», которая, воскресив заявление Вильгельма, сделанное в 1914 году, что Германия не жаждет завоеваний, призывала начать переговоры о мире. Положение Бетмана снова стало прочным.

Но политики принимали решения без военных. Еще 7 июля Людендорф стал внушать Вильгельму, что Бетмана необходимо заменить Бюловом. Ему было сказано возвращаться на фронт и заниматься своим делом. Он и Гинденбург удвоили усилия, но теперь озвучивали свои соображения через кронпринца, который лишь с большой неохотой оказал поддержку противоположной стороне и с готовностью ее отозвал. 12 июля лидеры шести главных партий были вызваны к наследнику престола. Они стояли перед ним, потея и бледнея, и отвечали на вопросы об их политических взглядах. Только прогрессисты и социалисты поддержали Бетмана, причем социалисты обусловили свою поддержку проведением новой политики. Штреземан и Эрцбергер сочли замену канцлера жизненно важной. Кронпринц доложил о результате отцу, который пришел в негодование из-за того, что его щедрая уступка относительно избирательного права не положила конец кризису. Бетман прибыл во дворец, чтобы обсудить мирную резолюцию рейхстага (которую Вильгельм считал безвредной) в тот самый момент, когда Верховное командование нанесло смертельный удвр. В телефонном сообщении было сказано, что Гинденбург, Людендорф и весь штаб больше не могут работать с Бетманом, и предложено подать в отставку. Кайзер прокомментировал это заявление, сообщив, что, если Бетман уйдет, он отречется от престола, однако в этот раз воздержался от приказа желающим уйти в отставку оставаться на местах. Бетман отчетливо видел, что упорство с его стороны приведет к открытому столкновению с военными и что еще слишком рано менять командование. На следующий день он подал прошение об отставке, сформулировав его так, что в нем не упоминалось вмешательство военных, и ему было позволено уйти.

Но кто займет его место? Наступил подходящий для рейхстага момент, чтобы настоять на формировании ответственного правительства, чего он требовал уже несколько месяцев, отказываясь поддержать любого канцлера, кроме того, которого рейхстаг выберет сам. Но центристы не были готовы так далеко уйти от германских традиций, да и другие партии не были в достаточной степени едины, чтобы прийти к согласию по одному общему кандидату. Более того, пока только социалисты зашли настолько далеко, что пригрозили отказом голосовать за военные кредиты, если их требования не будут исполнены. Без поддержки такой санкцией, на что патриотам было не так легко пойти в военное время, не было никакой возможности добиться исполнения своих требований. Впрочем, представляется сомнительным, что отказ в кредитах мог произвести сильное впечатление на уверенных и высокомерных людей в Кройцнахе. Когда кризис миновал, Вильгельм сказал депутатам рейхстага: «Там, где появляется моя стража, нет места демократии». Истина заключалась в следующем: ничего, кроме революции или поражения в войне, не могло отобрать контроль над событиями у военных диктаторов, так что политики обманывают сами себя, живя в иллюзорном мире. Но те, кто допускает уступки только превосходящей силе, просят, чтобы такая сила сосредоточилась против них. Центристы и национал-либералы определенно поступили неразумно, покинув Бетмана в критический момент. Но они думали, что, сделав это, получат субститут, который будет обращать больше, а не меньше внимания на их мнение.

Им предстояло вскоре лишиться иллюзий. Вильгельм наотрез отказался рассматривать кандидатуру Бюлова, который так и не был прощен за поведение в 1908–1909 годах. Кандидатура Гацфельда была отброшена из страха, что он будет уделять слишком мало внимания Верховному командованию. Кронпринц хотел видеть на этом посту Тирпица (который всегда был героем Доны), но его назначение стало бы явным вызовом рейхстагу. Сам Бетман рекомендовал баварского премьера графа Бертлинга, долго бывшего членом рейхстага. Но Бертлинг отказался, сославшись на почтенный возраст – семьдесят четыре года. Кроме того, он не был согласен с Верховным командованием относительно военных целей. На пост был предложен граф фон Бернсторф, бывший посол в Америке, но его отклонил Бинденбург. Тогда кайзер поручил Валентини найти канцлера, которого примет Бинденбург. Тот, будучи в плохих отношениях с Бинденбургом, обратился за помощью к фон Линкеру. Поиски затянулись и оказались тщетными. Фон Плессен предложил некоего Михаэлиса, никому не известного юриста. Кайзер, как выяснилось, с ним даже никогда не встречался. Боворят, что его бесцеремонные манеры произвели хорошее впечатление на штабных офицеров во время его коротких визитов в штаб. Бинденбург объявил, что эта кандидатура ему подойдет, а Вильгельм был не в том настроении, чтобы колебаться относительно человека, приемлемого для фельдмаршала. Когда Людендорф позже заявил, что Михаэлис – его кандидат, Вильгельм заметил: «Надо было сказать об этом раньше. Тогда мы бы присмотрелись к этому человеку»[73]. Валентини отправился к ошеломленному Михаэлису и привез его на ужин к Вильгельму. Суть была в том, что любой деятель, более радикальный, чем Бетман, был неприемлем для Верховного командования в роли канцлера, а любой более реакционный был неприемлем для рейхстага. Единственный выход – выбрать на эту должность «пустое место». Как писал историк Мейнеке, уход Бетмана оставил умеренное мнение в Еермании