Лонгви-Брие, Курляндия, Литва и части Польши должны были быть аннексированы, а вся Бельгия – остаться под военным контролем. Даже шеф морской канцелярии был шокирован «полным отсутствием сдержанности как на востоке, так и на западе». Бетман, оставшись в меньшинстве, был вынужден передать своему штабу документ, в котором снимал с себя обязательство продолжать войну, пока эти цели не будут достигнуты. Тем не менее его разочарование решениями совета являлось показным, и на публике он их пытался исполнять.

Между тем уже прибыл в Берлин меморандум австрийского министра иностранных дел графа Чернина с письмом от Карла Вильгельму. Содержание документов было отличным от тех, что Вильгельм читал за ланчем в июльский день 1914 года. Согласно Чернину, Австрия истощила все свои ресурсы и не сможет пережить еще одну зиму. Влияние русского примера на славян, живущих на территории Габсбургов, оказалось еще более деморализующим, чем на славян в Германии, хотя оценка Чернина перспектив в этой стране не была радужной. Необходимо немедленно заключить мир на базе статус-кво.

«Если монархии центральных держав не смогут заключить мир в течение следующих месяцев, ситуация выйдет из-под контроля и революционный поток захлестнет нас, разрушая все, за что наши сыновья и братья сражаются и умирают».

Карл настоятельно просил Вильгельма обратить самое пристальное внимание на предостережение: «Мы сражаемся с новым врагом, который опаснее Антанты, – с международной революцией, самый сильный союзник которой – голод. Я прошу не пропустить этот серьезнейший аспект дела и понять, что быстрое окончание войны, даже ценой больших жертв, дает нам шанс справиться с грядущим бунтом».

Но Вильгельм и Верховное командование считали, что знают, что к чему, и, поскольку коммунистическая революция еще не захлестывала Германию, в каком-то смысле так и было. Ничего ужасного пока не произошло. В конце апреля 1917 года подводная война шла довольно успешно. Нападение англичан на Амьен, вначале вызвавшее кризис уверенности у Людендорфа, потерпела неудачу. Профсоюзы старались совместными усилиями справиться с забастовками. Ленин прибыл в город, впоследствии получивший его имя, и Россия, судя по всему, распадалась. Верховное командование, не опасавшееся революции, решило, что может использовать ситуацию, чтобы добиться своих целей в России, а потом сконцентрировать усилия на Западе и добиться полной победы. Войну планировали завершить в августе. Бетман сказал австрийцам, что теперь германским союзником является время. Более того, состояние общественного мнения в Германии было таково, что самым быстрым способом прийти к революции, хотя в данном случае справа, являлось заключение мира на базе статус-кво. Вильгельм не сомневался, что подводная кампания заставит Британию предложить условия мира, и намеревался заставить ее платить по счетам. 13 мая он повторил свои предыдущие предложения относительно условий, добавив «для ровного счета» уступку Гибралтара Испании, Кипра, Египта и Месопотамии – Турции. Также он пожелал возврата всех германских колоний, приобретения не только Бельгийского, но и Французского Конго и подчинения Бельгии (разделенной между фламандцами и валлонами)! Китай, Япония, Бразилия, Боливия, Куба и Португалия должны были также выплатить репарации, главным образом натурой. Прибывший в Кройцнах 17 мая Чернин столкнулся с жесткой и, по его мнению, склонной к несбыточным мечтаниям оппозицией, на которую он не сумел произвести впечатления. Он вернулся в Вену с пустыми руками и лишенный иллюзий. Карл послал еще одно письмо, требуя сдержанности к России, но, когда Вильгельм дошел до фразы «мир с Россией позволит довести войну до быстрого и благоприятного завершения», он заметил: «При условии, что мы сдадимся».

Американцы, однако, контактировали в Германии не только с правительством. Среди тех, кто знал условия императорских писем, был Эрцбергер, ставший как никогда влиятельной фигурой центра. Эрцбергер оказался лояльным подданным, хотя и прозорливым, и в качестве такового был чрезвычайно полезен правительству и Верховному командованию, особенно когда речь шла о зарубежной пропаганде. Он вел переговоры относительно проекта перемирия с русским эмиссаром в Стокгольме. Но русские настаивали на восстановлении границ 1914 года, хотя и не исключали возможности небольших модификаций. Эрцбергер считал, что самый мудрый курс – принять этот принцип ради выхода России из войны, позаботившись, чтобы термин «модификации» был впоследствии расширен, чтобы дать немцам все, что они хотят. Кайзер и Верховное командование не считали нужным принимать какие-либо принципы на этой стадии, они желали подождать, что будет, пока их руки остаются свободными. Когда проект Эрцбергера достиг Бад-Кройцнаха, он вызвал «сильные бури по всему региону, перемежающиеся громом». «Абсолютно невозможно и с военной, и с политической точки зрения! Ужасно!» – так Вильгельм охарактеризовал предложения. Любые переговоры должны придерживаться условий, согласованных на совете, которые, учитывая создавшуюся ситуацию, обрекали их на неудачу с самого начала.

Между тем Эрцбергер чуть раньше имел весьма гнетущий разговор с генералом Гофманом, «мозгом» восточного штаба. В июне его разыскал полковник Бауэр от имени Верховного командования. Атмосфера в Кройцнахе внезапно изменилась, как это нередко было свойственно Людендорфу, его хозяину. Подводная кампания больше не давала ожидаемых результатов. Об окончании войны к августу больше речь не шла. Неизбежной представлялась еще одна зимняя кампания. Американцы вот-вот должны были прибыть. К 1918 году четырехкратное превосходство союзников в снаряжении превращалось в шестикратное. Необходимо было любой ценой поднять моральный дух немцев и военное производство. Пораженческие настроения следовало давить в зародыше. Самым главным пораженцем считался канцлер, которого следовало заменить. Кандидатами на должность рассматривались князь Бюлов и князь Гацфельд.

Стратегическая картина, нарисованная Эрцбергеру Гофманом и Бауэром, добавившись к информации австрийцев, заставила его так же усомниться в победе, как Бетмана. Но его опыт в ведении переговоров о перемирии убедил его, что, если что-то еще и можно спасти, необходима очень большая ловкость, а значит, нужен более тонкий тактик, чем Бетман. Поэтому он включился в генеральские игры. Консерваторы наметили смещение канцлера еще после Пасхального обращения, хотя Вильгельм отказывался слушать их жалобы. Но пока эти группы подготавливали падение Бетмана, он получил ультиматум от противоположной стороны. Ровно через три года после убийства Франца Фердинанда лидеры социалистов перечислили уступки, которые, по их мнению, были жизненно важными, чтобы удержать широкие массы от перехода на сторону революционных партий. Речь шла об официальном отречении от пангерманских военных целей, принятии принципа мира без аннексий, скорейшем введении всеобщего избирательного права в Пруссии. Более того, они намекнули, что, если их партия не получит удовлетворительного ответа, она откажется голосовать за военные кредиты, которые вот-вот должны были рассматриваться в рейхстаге. Все это отнюдь не улучшило ситуацию. 3 июля Эберт начал в главном комитете рейхстага сильную атаку на правительство и повторил на публике требования, до этого звучавшие только в частных беседах. 6 июля с речью выступил Эрцбергер. В ней он впервые