Капитан, отвернувшись от Андраза к Акйилу, одобрительно кивнул.

– А он откуда знает, когда ставить?

– Запомнил карты.

Акйил подался к ней:

– Честное слово, ничего я не запоминал! Не понимаю, в чем вы меня обвиняете. Я его впервые вижу!

– За годы жизни я научился в числе прочего не доверять людям, начинающим фразу с «честное слово». – Капитан покачал головой. – Жаль. Такая голова могла бы мне пригодиться. Впрочем… – Он пожал плечами. – У меня уже есть Краля.

Капитан глянул на Фори, повел рукой, словно соринку со стола стряхивал, и не успело сердце ударить второй раз, как на голову Акйилу опустился рогожный мешок.

33

– Нужны копья с зазубринами, – сказала Гвенна. – С большими зазубринами, как у гарпунов.

– А на корабле, где имелась кузница, вы об этом сказать не могли? – обрушился на нее Джонон.

– Я была в карцере, – ответила она, отводя взгляд.

Это была правда, но не вся. Она действительно большую часть пути на юг провела в карцере, но после того, как корабль бросил якорь и ее выпустили, вполне хватило бы времени объяснить, какие орудия могут понадобиться при встрече с птицами. Он бы встретил совет в штыки, возможно, и слушать бы не стал, но это не отменяло того факта, что она и не пыталась.

– С этим я управлюсь, господин адмирал, – вмешался Лури.

Он смотрел на Гвенну мертвыми глазами, с неподвижным лицом. Этот человек не нападал на нее, как Чент или Вессик, от него не веяло смесью насилия и похоти, но пугал он ее больше тех двоих. Он улыбнулся ей – без всякого чувства – и снова повернулся к адмиралу.

– У меня в мешке есть связка напильников.

– Зачем зазубрины? – спросил Джонон, изучая ее при колеблющемся свете факелов.

– Кеттрала не свалишь стрелами и копьями. Они просто слишком велики.

Анник в Пурпурных банях справилась, но Анник была за полсвета отсюда.

– Мы и не пытаемся свалить кеттрала, – напомнил адмирал. – Нам нужны яйца.

– И если повезет, – кивнула Гвенна, – вы успеете взобраться на утес, выкрасть яйца и скрыться до возвращения птиц с охоты.

– А копья…

– На случай, если не повезет.

– А может, лучше преклонить колени? – съязвил Джонон. – Припасть к земле и молиться?

При этих словах Гвенна снова ощутила скользящую по ней тень птицы, острые камни под коленями, холод мелкой осыпи подо лбом; ее опять накрыла паника беззащитного, лишенного укрытия зверька, ожидающего смерти.

Конечно, она осталась жива. Все остались живы. Может, птица их не заметила. Может, просто была не голодна. Так или иначе, она пронеслась над ними так низко, что ветер растрепал ей волосы, и ушла вниз, в долину, чем дала маленькому отряду время, спотыкаясь на крутизне, добежать до промерзшей пещеры у основания утеса. В укрытии им ничего не грозило, но, само собой, прячась, яиц не добудешь.

– Если птица вернется, когда ваши люди полезут по скале, – сказала Гвенна, – вам придется ее отвлекать, пока те не спустятся.

Она не повышала голоса, но пещера была мала. Солдаты ее прекрасно слышали. Еще вчера они готовы были встать против кеттралов с одними луками и копьями. Теперь, повидав одного, оценив размер и скорость, попахивали опасением.

А адмирал – только решимостью. Он медленно кивнул.

– Превратить копья в гарпуны. Они задержат хищника.

– Особенно, – добавила Гвенна, – если привязать гарпуны к валунам.

– Он не сможет высвободиться?

– Сможет. Одно или два копья птица, вероятно, сумеет вырвать. Но если в тело вопьется десяток… – Она пожала плечами.

Джонон прищурился:

– Этот способ испытывали?

– Нет, – покачала головой Гвенна. – На Островах эта идея… рассматривалась лишь умозрительно.

И то с натяжкой. Они с другими кадетами охотно обсуждали этот вопрос в таверне, особенно перебрав рома. Гвенна вполне допускала, что ее замысел пойдет насмарку, что зазубрины, как сказал Джонон, не удержатся в теле, и разъяренная птица порвет напавших на нее людей когтями и клювом. Это было не просто возможно – охренеть как вероятно. А с другой стороны, гарпунили же китобои китов, а киты не меньше кеттралов. И выбирать было особо не из чего. К тому же, как верно заметил Джонон, их цель – не сражаться с птицами. Им надо взобраться по обрыву, пока птицы на охоте. Забраться в гнездо, вытащить яйца – если там окажутся яйца, – и наутек, пока те не вернулись. Если все пройдет по плану, гарпуны не понадобятся.

Гвенна пыталась припомнить, когда и что в последний раз шло по плану.

* * *

Назавтра погода, словно кивнув ее дурным предчувствиям, совсем испортилась.

Сразу после восхода через вершины на севере потекли облака, которые задушили солнечный свет и затопили долину, затянув все дальше десятка шагов от пещеры. Потом пошел дождь – жирные ледяные капли на грани замерзания, поначалу редкие, они расплескивались по обломкам камней, а потом хлынули ливмя, так что за шумом дождя приходилось почти кричать, чтобы расслышать друг друга. Дождь шел все утро и не переставал еще три дня, загнав всех дрожать в темную пещеру. Дров для костра не было, а значит – ни разогнать темноту, ни обогреться, ни поесть ничего, кроме холодной соленой трески и галет, запивая холодной дождевой водой.

При всем при том Гвенна была рада отсрочке. Им с Крысой эти дни дали передохнуть и оправиться после изнурительного перехода. Гвенна, конечно, пришла в себя скорее. Уже к вечеру первого дня синяки на ногах – от цепи и от падений – поблекли, а к утру второго прошла острая боль. Из солдат этого, кажется, никто не заметил, а вот Крыса на второе утро оглядела свои побитые колени, потом колени Гвенны, пощупала пальцем свои воспаленные ссадины и закатала черную штанину на ноге взрослой, чтобы посмотреть, что под ней творится. Нахмурилась и подняла на нее вопросительный взгляд.

– Рашкта-бхура? – спросила она, не дождавшись объяснений.

– Не понимаю, – покачала головой Гвенна.

Крыса, продолжая разглядывать Гвенну, тронула пальцем большую ссадину у нее на колене, а потом ловким движением сорвала струп ногтем. Гвенна отбросила ее руку, хотя девочка, в сущности, не сделала ей больно. Наросшая под струпом кожа была еще гладкой и розовой, чувствительнее старой, но рана закрылась. За годы после Халовой пробы Гвенна так привыкла к быстрому заживлению своих ран, что почти не вспоминала об этом. Но вот Крыса прищурилась, сковырнула засохшую сукровицу у себя на ноге – и в ранке проступила кровь. Меньше, чем ожидала увидеть Гвенна, но все-таки кровь.

Девочка обвиняющим жестом направила палец на