Теперь, поскольку мы намеревались серьезно изучить это загадочное место, нам предстояло основательно в нем обустроиться. Мы разбили у подножия колонны с источником несколько шатров, натянули защитные пологи, разложили поклажу и разместили верблюдов на отдых. После ужина мы расположились на нарочно устроенной посреди лагеря площадке и при свете вавилонских факелов принялись обсуждать увиденное и первые впечатления от него. Прежде всего мы воздали хвалу Аллаху за ниспосланный нам легкий путь, приведший нас к желанной цели и не обманувший наших ожиданий. Затем воздали благодарность Саиду, воплотившему эту милость Аллаха и благодаря своим новым способностям столь блестяще организовавшему это путешествие, которое могло бы быть гораздо более длительным и менее приятным. Но главный наш разговор был, разумеется, о том, что мы достигли места, о котором не знал, наверное, почти никто из ныне живущих и о котором мы сами узнали лишь случайно, да и то – столь чудесным образом. Ведь едва ли кто-то еще смог бы прочитать письмена на нагруднике панциря. Причем это было не просто место на земле, в котором не бывал никто из ныне живущих. Это было одно из самых чудесных и знаменитых мест на земле: место, обладающее самой невероятной историей, сравниться с которой могла лишь история Вавилона и Мемфиса и, может быть, еще нескольких затерянных мест, посещенных теми, кто приходит и уходит, оставившими там свои невообразимые следы. Нас переполняли благоговение и восторг от сознания того, что мы наяву находимся в великом Иреме. Ибо то, что мы увидели здесь, не оставляло в этом никаких сомнений, в точности соответствуя описанию на панцире, несмотря на то что выглядело абсолютно безжизненным и оставалось наполовину погребенным под песками.

Солнце тем временем коснулось дюн, и на мертвый город опустился прохладный сумрак. Настал момент, которого мы все с нетерпением ждали с того мгновения, как вступили в священный круг. Сблизившись тесным кружком и на всякий случай приготовив панцирь, мы погасили факелы и зажгли лампу, в надежде на то, что она прольет свет на царящую теперь в этом благословенном месте тьму забвения. Ровный и теплый свет мгновенно раздвинул сгустившуюся темноту, озарив пространство храма далеко за нашими спинами и поднявшись высоко вверх, казалось, к самому незримому куполу. Затем, к нашему несказанному удивлению, он стал шириться и разгораться, заполняя весь необозримый простор пустыни, превратившись наконец в самый настоящий дневной свет. Оглядевшись вокруг, мы вдруг увидели город, словно стряхнувший с себя вековой песок и вставший перед нами гордо и жизнерадостно. Он был действительно прекрасен, но не роскошью и изысканностью, а строгостью и продуманностью. Здесь не было величественных дворцов, вычурных башен и колоннад. Все его дома, большие и малые, были построены из тех самых плит и блоков спеченного и сплавленного песка, однако и эта архитектура поражала своим разнообразием и красотой. В солнечном сиянии они действительно сверкали, словно золото и янтарь, переливаясь радужным разноцветием, будто в них были вправлены тысячи драгоценных камней. Устройство же домов, улиц, площадей и прочих присущих городу элементов, а также их расположение – теперь мы вдруг ясно поняли эту логику – все было посвящено достижению главной цели: противостоянию жестокой стихии и созданию наибольшего удобства для жизни посреди пустыни. Постройки были расположены так, что на улицах в любое время дня были затененные места, где можно было укрываться от палящих лучей. Улицы не имели длинных сквозных участков, чтобы не давать разгуляться ветру и останавливать гонимые им струи песка. Огромные колпаки, которые мы видели днем, покрывали целые островки домов и даже небольшие части города, защищая их и создавая в них более мягкий климат. И это была лишь малая часть тех удивительных и простых чудес человеческой мысли, которые мы увидели здесь. Мы находились в самой середине города, но видели все это как бы со стороны и с возвышения, да еще и все время перемещаясь, обозревая его с разных сторон. Сначала мы не обратили на это внимания, но когда поняли это, взоры наши обратились к центру. То, что мы увидели, наполнило наши души восторгом и благоговением: великий храм предстал перед нами во всем своем величии и великолепии. Грандиозные колонны, гордо вздымаясь до самых небес над тщетно стремящимся вслед за ними городом, торжественно несли, казалось, отлитое из золота гигантское кольцо, обрамляющее сверкающий нежно – и в то же время ярко-фиолетовый купол Полусферы. Он искрился и переливался бликами и отблесками и был ослепительно прекрасным, походя на скопление диковинных кристаллов благородного аметиста, и казался совершенно невесомым, плывя высоко над городом без всякой опоры. Город же, увенчанный и озаренный этим чудеснейшим из самоцветов, расцветал на глазах, наполняясь особым неотразимым обаянием, каким не обладал больше ни один город на свете, отовсюду манящим к себе жаждущих прикоснуться к нему.

Налюбовавшись этим сказочным чудом и вновь обратив взгляд на город, мы вдруг заметили, что он полон людей. Они были повсюду и во множестве. Они передвигались по улицам, сновали между домами, постоянно появляясь из них и исчезая в них. Они толпились на площадях и вокруг хаузов, торопились по делам или блаженно отдыхали, бойко торговались на рынках или степенно беседовали в тенистых дворах и на обширных террасах под навесами. Выражения их лиц были то деловыми и озабоченными, то сияющими радостью, то усталыми, беззаботными, сосредоточенными – словом, самыми разными, какими только могут быть. Но мы не видели среди них ни одного омраченного унынием, обреченностью, страданием или страхом. Словом, кругом царили оживление, довольство и умиротворенность.

Вдруг словно по чьему-то резкому окрику головы всех, кого мы могли видеть, повернулись в одну сторону. Все бесчисленно разные выражения, которые мы наблюдали только что, сменились на их лицах совершенно одинаковым выражением удивления и тревоги. На них не было страха, они лишь изумленно и недоуменно взирали на северо-восток, где вдруг засияло еще одно солнце! Два светила теперь медленно приближались к зениту, и на лицах ошеломленных людей все больше и больше проступала растерянность, переходящая в смятение. Ведь такое зрелище они видели впервые и не могли даже отдаленно предположить, что же оно означает. Мы тоже были ошеломлены и, затаив дыхание, созерцали происходящее.

Тем временем новое солнце заметно обогнало старое, и стало хорошо видно, что оно движется гораздо быстрее. К тому же оно не стремилось ввысь, а, наоборот, стало опускаться к земле, словно облако перед дождем. Но самое удивительное было в том, что оно начало приобретать очертания именно облака. Оно не было больше круглым, оно клубилось и постоянно меняло свою форму, разрастаясь до невероятных размеров. Оно беспрестанно и причудливо двигалось снаружи и внутри, и от этого невообразимого движения свет его становился вовсе нестерпимым для глаз. Глядя на него, я уже не сомневался, что за явление я вижу перед собой. Ведь его облик в точности совпадал с описаниями небесного чудовища, состоящего из света, явившегося в свое время египтянам и каинам. И едва я четко обозначил эту мысль, в моей голове многократным эхом громовых раскатов, прогрохотавших где-то в далеких далях, зазвучала череда леденящих душу звуков: «Хаза-ат-Тот!.. Хаза-ат-Тот!..» Они дрожали и переливались в моей голове, словно голоса поющих столбов подземелья, многократно повторяясь и проникая в самые глубины сознания, рождая неописуемые порывы броситься одновременно прочь и навстречу. Усилием воли я стряхнул с себя овладевшее было мною наваждение, мысленно напомнив себе, что это – всего лишь видение лампы, и продолжал наблюдать за происходящим.