Солнце едва подобралось к своей самой высокой точке, когда мы въехали наконец в незримый магический круг, очерченный колоннами. Вокруг царили мертвая тишина и бездонная пустота, но мы сразу почувствовали себя вступившими в сердце легендарного города, ясно ощутив его неиссякаемое обаяние, неподвластное векам и стихиям. Обступив одну из колонн, мы переполнились божественным благоговением, прикоснувшись к ее идеально гладкой поверхности, с трудом веря, что это происходит наяву. Объять разумом размеры и величие того, что находилось сейчас перед нами, было невозможно. Казалось, что уходящее ввысь сооружение было высечено из цельной горы. Желтое почти прозрачное тело с клубящейся в толще мутью, точь-в-точь как в описании, выглядело чем-то потусторонним, пришедшим откуда-то из-за грани мира… Тут внезапно в моей голове возникла картина сыплющегося из желоба песка, который, кстати, был удивительно схож с колонной по цвету, на что я обратил внимание только сейчас. Этот песок, стекая струей, постепенно превращался в жидкость, сначала – вязкую, затем – все более подвижную, которая, заполняя некую незримую форму, застывала в ней, образуя монолитный цилиндр подобно воску при отливке свечи. Я даже вздрогнул от неожиданности, подумав о том, что мне сейчас предстало таинство рождения великих колонн. Это открытие было невероятным, особенно то, что материалом для них мог послужить обыкновенный песок, но в целом вполне логичным. И словно прочитав мою мысль, Ибрагим, не отрывая ладони от колонны, зачерпнул другой рукой горсть песка из-под ног. В его взгляде, переходящем то на песок, то на монолитное тело колонны, я прочел несказанное удивление и полную растерянность, которые также переполняли и меня. Ибо это служило неоспоримым подтверждением моей догадки.

Налюбовавшись колонной и вдоволь насладившись ее необычайно приятной на ощупь поверхностью, мы, восторженно озираясь, направились к центру круга. В нем совсем не ощущался послеполуденный зной, здесь царило удивительное, не поддающееся описанию и осмыслению струящееся тепло, легкое и нежное, будто внутри этого храма мудрости имелся свой, рождаемый и направляемый ею ветерок. В том, что мы находимся в храме, причем в самом величественном из храмов, у нас не было ни малейших сомнений. Грандиозные изваяния возвышались вокруг нас, поражая своим божественным величием и, в противоположность гнетущему подземелью, вознося души и ставшие вдруг бесплотными тела в божественные выси. Они рождали чувство умиротворенности и защищенности, встав незыблемой стеной против всех злых сил. И еще нас переполняло ощущение, что то самое неведомое, на поиски которого мы сюда пришли, находится прямо среди нас и вот-вот нам откроется.

Однако постепенно впечатления, порожденные невиданным сооружением, улеглись, уступая место окружавшей нас реальности. Удивительно, но среди колонн в самом деле был какой-то особый, более мягкий климат, будто на них был накинут незримый полог. Песок под ногами лежал гораздо более плотным слоем, так что ноги не увязали в нем, и идти в результате было ощутимо легче. А в подножии одной из колонн в явно нарочно выдолбленной нише Ахмед обнаружил небольшой источник чистой и прохладной воды. Осмотревшись, мы решили разместиться лагерем прямо здесь, воздав хвалу великим неведомым мастерам, изваявшим это невероятное сооружение, и горячо попросив их не гневаться на нас за это, явив милость гостеприимства. Затем я, томимый любопытством, обратился к Ибрагиму с вопросом о возможном родстве колонн и песка, употребив сравнение с изготовлением свечи.

– Я был поражен этим, – ответил он. – Ведь они в самом деле построены из одного и того же материала. Только песчинки имеют безукоризненно четкое построение из частиц, удерживаемых теми непостижимыми узами, а в теле колонны все это беспорядочно перемешано и переплетено. Кстати, в центре тела по всей длине проходит пучок волокон, придающий колонне еще бо́льшую прочность, так что сравнение со свечой как нельзя более точно. Причем эти волокна состоят из того же материала, и меня это удивляет до крайности. Ведь если расплавленный и застывший в камень песок я еще могу себе представить, то как превратить его в волокна, да еще такие длинные, – совсем не могу. Еще меня поразили простота и очевидность этого казалось бы невероятного родства: ведь при владении искусством придания материалу разных построений ничего лучше и проще нельзя было и придумать. Песка здесь прямо из-под ног хватило бы на тысячу таких колонн. И еще я в очередной раз поражен могуществом и разумом зодчих, изваявших это великолепие, – ведь они поистине не имеют границ. Даже не найдя здесь больше ничего, мы должны были совершить это путешествие лишь за тем, чтобы увидеть это чудо воочию, прикоснуться к нему наяву, уверовав, что оно существует. Одна лишь эта память уже останется неизгладимой на всю жизнь.

Мы слушали эту восторженную речь затаив дыхание, готовые повторить ее каждый – от своего имени и сердца. Ибо нас всех переполняли одни и те же чувства прикосновения к великому, самому великому из земного. Мы стояли посреди легендарного храма, в который на протяжении многих столетий стремились потоки людей в желании прикоснуться к самому божественному из всех начал – мудрости. Вокруг же раскинулся священный город – колыбель человеческой сущности и венец ее расцвета, средоточие воплощений ее наивысших проявлений и ценностей. Он лежал перед нами как на ладони, со всеми своими постройками, улицами и площадями, стенами и воротами. Мы видели множество домов, больших и малых, часть из которых была освобождена из-под песка ветрами, о которых говорил Саид. Но мы видели не только их, мы необъяснимым образом видели и те, что находились под слоем песка, наш взгляд как бы проникал сквозь него и хорошо различал, по крайней мере, общие очертания, давая ясное представление об их архитектуре. Город простирался до самого края котловины, которая образовалась из песка, остановленного городскими стенами.

Все устройство города и его построек было удивительным и на первый взгляд совершенно непонятным, ибо нисколько не походило ни на один из городов, которые я когда-либо видел или о которых слышал в рассказах. Четкие улицы, расходясь от храма, делили город на правильные секторы, расширяющиеся к окраинам и часто пересекаемые и соединяемые поперечными улочками. Эти улочки причудливо многократно изгибались под прямым углом, иногда пересекаясь между собой, образуя замысловатый лабиринт. Все это было весьма хаотично и бессистемно. Между улицами располагались скопления домов, которые чередовались с пустыми площадями, причем в этом чередовании угадывались какие-то особые и пока непонятные порядок и смысл. Дома и постройки, входящие в такое скопление, выглядели монолитом, на взгляд представляя собой одно огромное по площади здание либо несколько накрытых общим колпаком, повторяющим рельеф каждого строения. Были, разумеется, и отдельные постройки, расположенные обособленно и имевшие, очевидно, какое-либо особое назначение. В целом архитектура города, по всей видимости, была весьма разнообразной, однако находилась где-то внутри. Снаружи же ее полностью скрывали эти странные колпаки, создавая впечатление, что участки города под ними наглухо закрыты от окружающего мира. Логика всех этих построений, как и их расположения, была совершенно непонятной. Однако мое сильно обостренное мудростью логическое чутье настойчиво говорило, что все они подчинялись именно логике, своей, рожденной именно здесь и направленной на достижение каких-то важных целей, стоявших именно здесь перед жителями этого города. Разумеется, понять эту целесообразность с первого беглого осмотра было невозможно.