В конце концов мы достигли местности, где уже не попадались даже случайные путники, а спустя три с половиной месяца после выхода из Дамаска подошли к большому оазису, не обозначенному ни на одной карте, кроме карты Саида. Этот оазис, судя по ней, входил в «живое кольцо» вокруг великого города. Двоим из наших проводников он был знаком, но что лежит дальше, не знал уже никто, ибо никто не решался проникать туда, явственно чувствуя в налетавших оттуда ветрах дыхание смерти. В этом оазисе мы рассчитывали устроить лагерь, сделав его своей базой для хранения и последующих доставок съестных припасов и всего необходимого и временным поселением для помощников, чтобы они могли сменять друг друга. Он был достаточно обширным, со множеством источников и даже небольшим озерцом в центре, предоставляя все условия для длительного проживания. К тому же, по словам Саида, он был расположен так, что его почти не касались основные пути песчаных бурь.

Едва разместившись, мы приступили к постройке жилищ из холстов и пальмовых листьев, хранилищ для припасов и загонов для мелкого скота и домашней птицы, которых планировалось доставить сюда последующими караванами, если наше пребывание здесь затянется надолго. Вся архитектура лагеря, расположение и устройство всех его частей вплоть до ничтожных мелочей была заранее продумана нами совместно и тщательно с применением наших новых способностей, сложенных воедино. По прибытии же на место она была приложена и прилажена к натуральной местности, с использованием всех ее черт и особенностей и гармонично вплетаясь в них. И уже через две недели среди пышной растительности выросла уютная деревушка из прочных и удобных хижин и хозяйственных построек, ничем не нарушая и нисколько не тесня царящей здесь природной благодати. Бо́льшая часть каравана отправилась в обратный путь, чтобы в условленное время доставить сюда новый груз, мы же всемером снарядили для себя маленький караван, чтобы продолжить путь, который, по словам Саида, должен был быть уже недолгим. В лагере при этом оставались еще пятеро наших друзей и помощников, готовых принять и передать вести и, если понадобится, выслать помощь.

К исходу второго дня пути мы разглядели вдали нечто, похожее на колышущийся столб дыма, к которому через некоторое время прибавился еще один. Саид сразу же указал на них, сказав, что это – цель нашего путешествия. Но как мы ни вглядывались, так и не смогли поймать этих туманных очертаний, которые постоянно менялись, то проступая яснее, то расплываясь, а временами – исчезали совсем. Прикинуть же расстояние до них было совершенно невозможно. Когда сумерки уже значительно сгустились и пора было остановиться на ночлег, мы вдруг заметили, что дюны исчезли и местность вокруг стала ровной, как поверхность стола. Это было удивительно, так как никогда раньше мы не наблюдали в пустыне ничего подобного. И еще нам стало казаться, что путь наш едва заметно идет в гору, хотя глаза ни в одну из сторон не находили ни малейшего подъема или наклона этой необъятной сказочной плоскости.

Ночь была совершенно неописуемой по ощущениям. Привычные звездные картины, нисколько не изменившись, предстали перед нами как-то по-новому. Вместе с желанным свежим ветерком и движущимися тенями они будоражили воображение, разгоняя сон и маня в свои бездонные просторы. Беседовать не хотелось, хотелось остаться наедине с этим благоговейным величием, воспарив в него и растаяв в нем. Мы безмолвно сидели у костра, глядя в небесную даль и рисуя в ней алмазными россыпями каждый свои неповторимые картины. Продолжалось это, казалось, целую вечность, и уснули мы только под утро каждый на своем месте.

К своему удивлению, мы прекрасно отдохнули, хотя проснулись, как обычно, с первыми утренними лучами. Едва же мы тронулись в путь и еще нисколько не успели устать, нашим глазам вдруг предстало зрелище, поразившее нас и наполнившее наши души благоговением и восторгом. В этот час воздух еще не успел раскалиться и поэтому не колыхался и не искажал видимости. Стоящая же в нем дымка вдруг рассеялась, словно на нее набежала волна чистого воздуха, и из нее, будто по волшебству, вдруг выросли гигантские колонны. Они именно выросли, застав нас в полный расплох, точь-в-точь как повествовали письмена на панцире. И они были именно гигантскими, ибо, даже находясь еще на весьма значительном расстоянии, давали почувствовать свое необъятное величие, незыблемо царя над раскинувшимися вокруг просторами. До них было еще не меньше полдня пути, но нам явственно казалось, что они уже высятся над нами. Однако это величие вовсе не наваливалось тяжким гнетом, сковывая движения и мысли и наполняя душу холодом и тоской. Напротив, оно неудержимо возносило в какие-то невообразимые выси, переполняя сладостной легкостью и искрящимся блаженством, от которых захватывало дух и хотелось, закрыв глаза, надрывно распевать какие-нибудь прекрасные стихи. Мы долго стояли как вкопанные, будучи глубоко поражены этим неожиданным и невероятным впечатлением, не имея ни сил, ни желания выйти из-под него. Но мало-помалу мы успокоились и стали с жадным интересом разглядывать их, с трудом веря в то, что видим их наяву. В головах у нас никак не могло уложиться, что легендарное творение неизвестно кого, наводящее мосты между мирами через бесконечность и направляющее непостижимые разумом силы, находится прямо перед нами и что до очередного великого чуда, к которому мы так вожделенно стремились, уже осталось лишь полдня пути.

После того как мы успокоились, колонны перестали казаться нам столь непостижимо огромными, как нам привиделось сначала. Но прежде всего нами овладело горестное уныние, ибо их вершины не венчались Полусферой: ее не было и в помине. Больше того, сами колонны имели разную высоту, и даже на таком большом расстоянии было видно, что верхняя их часть разрушена. Располагаясь кругом в центре обширной, но очень пологой котловины, они торчали из песка словно головешки сгоревшего шатра, ясно говоря о том, что здесь произошла какая-то ужасная катастрофа. Именно ужасная, если смогла уничтожить сооружение, пережившее череду тысячелетий. Однако сами колонны стояли безукоризненно прямо, числом восемь штук, как и было описано в манускрипте, стойко перенеся все, что бы здесь ни случилось. И стоило лишь всмотреться, они вовсе не выглядели мертвыми руинами, продолжая являть свое многовековое величие, несмотря на разрушенные верхушки.

Сгорая от нетерпения, мы, сколь могли, подгоняли верблюдов и, забыв о привалах, неудержимо приближались к этому очередному творению неизвестных рук и таинственного разума. Многие побуждения манили нас к нему. Мы стремились увидеть колыбель рода человеческого, зачатого божественным светом и разнесшего из нее свое семя по всему миру. Мы хотели войти в великий город, бывший сердцем человеческой культуры и воспетый в легендах как жемчужина ее созидания. Мы жаждали прикоснуться к святыне, к которой на протяжении многих времен стекались потоки паломников из всех земель, немалая часть которых оставалась на всю жизнь и умирала у ее подножия. Нас влекло желание узреть храм вселенской мудрости, бурным водопадом низвергавшейся когда-то из бездны миров и растекавшейся среди народов щедрыми реками. Нас неудержимо звало страстное вожделение посетить еще один легендарный чертог, созданный непостижимым разумом повелителей бесконечности. И мы, забыв о зное, жажде и усталости, неотвратимо приближались к нему.