– Слушай, – сказал он, – я, по правде сказать, не могу просить тебя остаться. Не в том я положении, чтобы тебя развлекать. Вот совсем. Не в ближайшие дни. Работы по горло.

– Что?

– Что ж, это безумие.

– Ага. Безумие. Я к тому, что…

– Я уже, было, думал, будто смиряюсь со всем этим понемногу, но, по-моему, я здесь теряю голову.

– Мне уйти или остаться?

– Останься.

Он сделал неосторожное движение и уронил кусок багета на пол, а доктор Буке умчался с ним в зубах. Шкип проводил пса взглядом – человек, лишённый отточенности рефлексов.

– Я прозвал его «доктором Буке», но, по-моему, следовало бы обращаться к нему «месье». Научная степень же не сохраняется после перерождения в новом теле?.. А что ты делаешь здесь, в Каокуене?

– Что я здесь делаю?

– Да. Так, в целом, без подробностей.

– Я теперь состою в ВПС. Больше не в МФПД.

– ВПС?

– Всемирная попечительская служба – это сеть из почти шестидесяти агентств, разбросанных по всему земному шару и с 1934 года предлагающих социальную поддержку детям и их семьям.

– Охотно верю.

– Основной услугой ВПС является оказание материальной помощи при усыновлении. В некоторых уездах, включая этот, мы делаем всё возможное, чтобы скоординировать действия детей, ищущих семью, и бездетных родителей.

– Даже не сомневаюсь.

– Перестань. Так вот, я навещала чету миссионеров в Бакше, вот они-то и рассказали мне о тебе. Томасы.

– Не знаком. Даже не слыхал.

– Они слышали о тебе от одного священника.

– От Тхонг Нята – père Патриса.

– Без понятия. Я знаю лишь, что свернула с намеченного пути, чтобы проведать земляка из Канады, а вместо него нашла тебя. Тихого американца.

– Ну что ж, – вздохнул он, – спасибо, что не Гадкого.

– Тебя бы всё равно не проняло. Вы глухи. Мы теперь все про вас это знаем, все, кроме вас самих – американцев.

– А на секунду показалось, будто общение между нами идёт на лад.

– Прости.

Она исчерпала запасы красноречия и теперь только жалобно пожирала его глазами.

– Qué pasa?[109]

– «Qué pasa?». Ты выражаешься как военный.

– Знаю. Ну так qué pasa?

– Я замоталась до смерти.

– Охотно верю.

– Я к тому что… это я здесь выгляжу гадкой. Всё это меня вымотало, ведь так?

– Слушай, – сказал он. – Я так рад, что ты приехала. Я так счастлив, Кэти!

– Правда?

– Я что, должен выставлять себя на смех?

– Я бы возражать не стала, – сказала она.

К счастью, пёс вернулся за добавкой. Шкип взъерошил ему мех и скормил несколько долек манго.

– Так ты здесь по поводу сирот, как я понимаю. Для нужд ВПС.

Она кивнула, насадила ломтик манго на вилку, как на копьё, и подняла, будто знамя, а рот был тем временем занят булкой. Проглотила хлеб, манго, а за ними чуть было не последовала и вилка.

– Теперь моя очередь просить прощения. Как-то не подумал – может, ты хочешь нормально поесть?

Она замотала головой, не переставая жевать.

– Нет, спасибо. Да – в смысле, да, по поводу усыновления. Мы являемся зонтичной организацией для агентств по усыновлению.

– Если каждая семья в Северной Америке усыновит по вьетнамцу, мы выиграем эту войну.

– Что-то вроде того. Я не против очистить эту страну от населения и оставить её убийцам.

– Вы там, ребята, так же еле-еле сводите концы с концами, как МФПД?

– Ох, разумеется – сообразно размерам наших усилий. Но, как сказал однажды мэр Луис: «Мы найдём деньги, мы поклонимся в ноги многим людям».

– Ты добрая. Говоришь прямо как он.

– Ты поддерживал с ним контакт?

– Нет.

– Как и я.

– Давай вернёмся к другому, – предложил он. – К тому, что ты была бы не против, если бы я выставил себя на смех.

– Давай я сначала поем.

Через несколько минут Шкип проводил её в верхние комнаты. Судя по той картине, что он увидел, поднимаясь следом за ней по ступеням, у неё ещё сохранялся некоторый жирок на ляжках и бёдрах, но в целом она не соврала: такая жизнь иссушила её почти до смерти. Сам он двигался в обратном направлении. Весов на вилле не имелось, однако плавки ему жали, и он надевал их ниже, не в силах натянуть на выступающий живот. Весов не имелось, но были в распоряжении стетоскоп и тонометр. Десять рулонов бинтов, зато ни одной упаковки лейкопластыря. Таковы уж они, военные поставки – всегда всё наперекосяк. Вот какие мысли терзали его, пока он пытался сообразить, как справиться с переполняющими его счастьем и похотью, с зудом в кончиках пальцев, сжимающимся сердцем, головокружением. Не то чтобы он думал, что она откажет, но она ведь тронутая – или, по меньшей мере, сложная натура: скрытно-ранимая, притворно-циничная, чрезмерно страстная. Определённо сердитая. И все эти свойства его только распаляли. А ещё она была последней из женщин, с которой он переспал, – одной из пяти за все тридцать с чем-то лет жизни. Мужчины с отточенностью рефлексов без колебаний хватаются за каждый шанс. Мужчинам, лишённым её, лучше прекратить терзаться вопросами. А из этих пяти она была единственной, с которой он спал больше одного раза. Он проводил её в спальные апартаменты, обернулся к ней и – ничего. Никаких рефлексов.

– Я же сказала, что не против, – произнесла она, и они приступили к неловкому поцелую.

– Мистер Бене, не найдётся ли у вас какого-нибудь вина?

– Найдётся. Слава богу, найдётся. А ещё полбутылки «Бушмиллса».

– Похоже, вечеринка удалась, – сказала она и мягко положила два пальца ему на предплечье. Взяв эти пальцы в ладонь, он подвёл её к двуспальной кровати, где и применил навыки, почерпнутые из дерзновенных пассажей Генри Миллера, с маленьких непристойных фотокарточек, из бесед по душам с соседями по общежитию. Так же, как и в Дамулоге, они хранили молчание. Всё, что они делали, было тайной – особенно друг от друга. Как и сказала Кэти, она была не против, а под завершение уставилась вверх, куда-то в потолок, и застонала. И вот на мгновение он подумал: «Я Джеймс Бонд», после чего вновь камнем ушёл в серую пучину сомнения – Арто и Чоран, этот пёс, эта погода, смысл всего этого, ожидание связи с предполагаемым двойным агентом – того, ради выполнения чего его привезли сюда уже почти два года назад. Всё это была какая-то несусветная дурость. Эта операция с непредсказуемым исходом, да и сама война – дурость на дурости. А ещё эта женщина рядом с ним, с которой он только что занимался любовью, – потная, словно гандболистка на поле.

Затем, похоже, они некоторое время соревновались