class="p1">– Всенепременно, подруга.

– Я буквально капельку.

Внезапно Шкип почувствовал лёгкое раздражение от того, что Кэти сперва бросилась вымогать у него извинения – хоть он и подшучивал над этим, умаляя тем самым своё искупление грехов, – а теперь обо всём позабыла. А ещё ему пришло в голову, что месяцы одиночества научили его считывать себя, подвергать строгому научному анализу; что один человек на этой планете стал-таки ему известен.

Снова полило, а затем настала ночь. Ей нельзя было возвращаться к миссионерам в Бакше. Они уснули в одной постели, лёжа бок о бок, без простыней: она – в одной из его жёстких, выстиранных вручную футболок, а он – в боксёрских трусах. На следующее утро после завтрака Кэти укатила в Бакше на своём чёрном велосипеде, и Шкип никогда уже больше её не видел.

1969

Когда у входной двери Хао появились эти трое американцев, чтобы забрать его в Языковую школу Вооружённых сил, он ощутил неуверенность относительно цели этого неожиданного посещения. Единственный из них, кто с ним заговорил, – какой-то чернокожий – был очень вежлив и представился Кеннетом Джонсоном, сотрудником американского посольства. Они поехали куда-то в центр города в «форде» с закрытым кузовом, кондиционером и дипломатическими номерами; Хао трясся на заднем сиденье вместе с одним из молодых людей.

У пункта их назначения оба молодых человека вышли, и каждый открыл по одной двери для пассажиров. Хао и Кеннет Джонсон проследовали мимо бетонных заграждений к симпатичному новенькому зданию. Прежнее было разрушено до основания в прошлом году, во время Тетского наступления. Здесь изучали английский две-три тысячи южновьетнамских военнослужащих. Внутри пахло свежей краской и древесиной.

Пленных, насколько он знал, в здании не держали.

Джонсон провёл его вниз по лестнице в подвал строения, где к ним присоединился какой-то морской пехотинец в форме. Учащиеся теснились на верхних этажах, и от их топота над головами подрагивал потолок, но по этому подвальному проходу Джонсон, Хао и морпех двигались в одиночестве. В конце коридора они подошли к двери, рядом с которой к стене крепилось что-то вроде небольшой счётной машинки – Джонсон мастерски надавил пальцами на четыре или пять кнопок, и дверной замок загудел и щёлкнул.

– Спасибо, сержант Огден, – сказал Джонсон, и они с Хао очутились в новом коридоре с множеством запертых дверей по обе стороны. Здесь было тихо и прохладно. Через единственную открытую дверь Джонсон ввёл его в маленькую комнату отдыха, обставленную, как любая гостиная: кушетка, мягкие стулья, а ещё большой электрохолодильник – красный, с надписью «Кока-кола». Окон в комнате не имелось. Должно быть, подвал располагался глубоко под землёй.

– Хотите колы?

Джонсон поднял тяжёлую крышку холодильника, вынул запотевшую бутылку и, отодрав крышку при помощи открывалки, приделанной к ящику сбоку, протянул напиток гостю. Кола оказалась очень холодной.

Хао принуждённо отхлебнул из бутылки. Сжал губы, направил поток по нужной стороне ротовой полости и сделал глоток. У него болел зуб – один из левых моляров. Полковник уже как-то заговаривал с ним о зубном враче.

– Садитесь, – сказал Джонсон, и Хао сел на край диванного валика, поджав ноги под себя, как бегун.

Джонсон остался стоять. Для американца он был маловат ростом, а под мышками его белой рубашки расплывались крупные пятна. Хао никогда раньше не доводилось беседовать с негром.

Хао забрали где-то через час после того, как Ким ушла на рынок. Значит, они не хотели попадаться ей на глаза. Позаботились о том, чтобы сохранить свой визит в тайне. И о том, где он сейчас находится, не знает никто.

Джонсон с удобством опустился на стул напротив и предложил ему сигарету. Хао принял предложение, хотя на самом деле у него лежала в кармане своя пачка «Мальборо», прикурил от собственной зажигалки, глубоко затянулся и выпустил дым через ноздри. Сигарета была без фильтра. Он деликатно сплюнул кусочек табачного листа. Его смущало, что предки этого человека были расой рабов.

Мистер Джонсон вернул сигареты в карман рубашки, не взяв ни одной для себя, и встал.

– Мистер Нгуен, позволите мне отлучиться на минутку?

Пока Хао пытался вникнуть в смысл вопроса, чернокожий вышел, не закрывая двери, и оставил его наедине с собственными мыслями – а мысли эти были отнюдь не весёлые. Он уронил недокуренную сигарету в бутылку, и она зашипела, сначала поплыла, а потом потемнела и наполовину ушла под воду.

Через открытый дверной проём Хао увидел свою жену Ким – она прошла по коридору в сопровождении другого американца. В душе у него что-то надорвалось и треснуло. Ким смотрела под ноги, будто брела по каменистой тропке. Его она, по-видимому, не заметила.

Но вот чернокожий вернулся.

– Мистер Нгуен! Давайте сменим место нашей дискуссии, не возражаете?

Садиться Джонсон не стал. Хао понял, что тот и не собирается, что это ему самому надо встать. Он дал проводить себя всего на несколько шагов по коридору в другую комнату без окон – там, перебросив лодыжку через колено, сидел худой, угловатый, моложавый мужчина в сдвинутых на самый кончик носа очках для чтения и смотрел вниз и влево на содержимое лежащей рядом с ним на столе манильской папки. Он улыбнулся Хао, сказал: «Прошу вас, мистер Нгуен, проходите, я хочу вам кое-что показать», и от его дружелюбного, почти компанейского тона у Хао забрезжила надежда. На столе были разложены какие-то приборы и провода, похожие все вместе на некую хитроумную радиостанцию.

– Меня зовут Терри Кродель. Все называют меня просто «Кродель», и вы, надеюсь, не будете исключением. Ничего, если я буду обращаться к вам «мистер Хао»?

– Ничего. Да.

– Садитесь, садитесь, пожалуйста.

Хао сел на жёсткий деревянный стул рядом со стулом Кроделя. Третий стул тоже ожидал седока, однако мистер Джонсон остался стоять навытяжку. Это были два очень разных американских типажа, пусть и одетые оба в одинаковые тёмные классические брюки, начищенные до блеска туфли и белые рубашки с коротким рукавом: Джонсон, темнокожий и черноголовый, стоял с отчуждённым и слегка неловким видом, тогда как бледный, веснушчатый Кродель с соломенными волосами сидел в расслабленной и начальственной позе.

Мистер Джонсон спросил:

– Сэмми позвать?

Кродель не дал ответа.

– Мистер Хао, – сказал он, – мы не собираемся задерживать вас надолго, не бойтесь.

– Это хорошо.

– В течение часа вы будете дома.

– Сегодня мы будем сажать дерево в честь Тет.

– Вы понимаете мой английский?

Хао честно ответил:

– Иногда я многое не понимаю.

Он до сих пор сжимал в руках полупустую бутылку «кока-колы» с покачивающимся на волнах окурком. Кродель любезно