Ловко укрываясь то военным советом, то необходимостью получения новых инструкций от правительства, Цейтлин с большой находчивостью обошел все опасные места жаркого словесного боя. Лишь два раза очень короткими выступлениями мне пришлось не столько поддержать его, сколько предоставить возможность выиграть время для ответа.

Перерыв, удачное согласование редакции пункта 2 в значительной степени разрядили атмосферу и дали русской стороне большой выигрыш – отсрочку обсуждения остальных пунктов на завтра.

Тем не менее Такаянаги выразил сожаление, что не разрешены все пункты.

«Виною этому политическая обстановка», – дипломатично заметил Цейтлин.

Генерал Такаянаги не выдержал и слегка приоткрыл сущность положения: «Мы имеем известия, что население спокойно, но в русских военных частях возбуждение и передвижение; во избежание конфликтов мы и хотели решить эти вопросы»… При этом просил принять к сведению, что в связи с напряженным положением, кроме переговоров комиссии, будут еще переговоры полковника Исомэ с Краковецким.

На это Цейтлин ответил: «Что касается сведений о волнениях и передвижениях войск, то мы можем констатировать, что если они и имеются, то вызваны передвижениями и подготовкой в японских войсках со дня опубликования декларации»…

Заканчивая заседание, стороны даже признали, что «переговоры идут в мягкой форме».

Неожиданно выступил Исомэ. Он опоздал с накипевшим в нем возбуждением и утратил обычное равновесие, со столь присущей ему добродушной хитрецой. Тема, видимо, серьезно волновала его: «При рассмотрении пункта 2 особое впечатление владеет нами. Правительство и государственная власть меняются, внутреннее управление также можно изменить, но международные отношения остаются. Ленинское правительство все ломает, бросает и уничтожает. Временное правительство имеет связь с ним. Временное правительство – ширма. Как история показывает, существует особая ленинская система. Я хочу спросить вас, как вы – принципиально, в душе уважаете ли постановления по нормальной системе или же ленинским способом?»

Эта неуместная, близкая к дерзости выходка тотчас же была остановлена генералом Такаянаги: «Это личное мнение полковника Исомэ и дела не касается. Прошу не заносить в протокол его заявления. Заседание закрыто».

Цейтлин тем не менее ответил: «Советская система, или, как говорит полковник, ленинская, состоит не в разрушении, а в созидании и строительстве. Мы считаем себя частью единой великой России и стремимся к воссоединению с ней. Советская Россия стремится заключить мир со всем миром. Она обращается к японскому народу с мирным предложением и признает некоторые преимущества на Дальнем Востоке. Вы спрашиваете, уважаем ли мы в душе ленинскую систему или нормальную? Да, мы уважаем ленинскую систему, ибо она самая нормальная».

Неудачное выступление Исомэ Цейтлин, как человек практичный, не преминул использовать для агитации. Вообще из трудного испытания он вышел с честью.

Прибыли эшелоны Военной академии из Харбина. Начальник академии генерал Андогский приезжал приглашать на конференцию академии. На рукаве у него большая красная звезда. Жаловался, что политический уполномоченный при Краковецком требует немедленного отправления академии в Благовещенск, объясняет это интригами младших служащих.

Владивосток. 4–5 апреля

Настроение весьма тревожное. С 2 часов опять заседали с японцами. Благополучно разрешили все 6 пунктов. В окончательной редакции наиболее важные 2-й и 3-й пункты были изложены так:

«П. 2. Считаться, как с фактом, со всеми теми постановлениями, исключительно по делам военным, которые имели место между японским правительством или японским командованием – с одной стороны и русскими властями – с другой, на основании соглашения между державами согласия или союзническими командованиями. Если же эти постановления будут найдены не отвечающими интересам России и русской армии, то русская военная власть входит с предложением о пересмотре таковых.

П. 3. Не арестовывать, а также не стеснять свободы без ведома японского командования тех лиц, которые обслуживают последнее».

Незначительные изменения были в пункте 4, а из пункта 5 исключены слова: «в том числе и корейцев», так как корейцев, подданных Японии, в Приморье весьма немного.

Результаты заседания как будто несколько смягчили нарастающее беспокойство, хотя утром было получено сведение о захвате японцами нашей радиостанции на Русском острове и о поднятии японского флага на Тигровой батарее, господствующей над Владивостоком. Последнее, как весьма туманно объяснял Исомэ, будто бы «в связи с их праздником воинов».

Благополучно закончил переговоры и с представителями каппелевцев…

Вечером у моих знакомых, несмотря на мои возражения, господствовало твердое убеждение в неизбежности выступления японцев. Мне говорили, что некоторые фирмы будто бы получили распоряжение о приостановке сделок, потому что «через 2–3 недели все будет иначе».

«Помилуйте, – заверяли меня, – не зря, конечно, платили японцы, уезжавшие из района Хабаровска и других мест, за три месяца вперед за квартиры».

Собеседники мои, к сожалению, были правы, я придал большее, чем следовало, значение благополучному разрешению заседаний комиссий.

Не успел я войти в подъезд гостиницы, как швейцар заявил мне о занятии японцами вокзала.

Со стороны Эгершельда (район товарных разгрузок) слышалась легкая ружейная стрельба.

Ночь чудесная, лунная… Светло как днем…

Вблизи затрещал неожиданно пулемет – это стреляли японцы с чердака и балкона гостиницы «Централь». Блески выстрелов виднелись с моего балкона. Огонь направлялся в противоположное по диагонали здание областной земской управы – помещение Временного правительства. Оттуда будто бы были брошены две бомбы в стремившихся ворваться туда японцев. Пальба усиливалась.

Цейтлин, поехавший было к полковнику Исомэ, вернулся ни с чем. Исомэ, как и вообще офицеров японского штаба, не оказалось дома. «Все на рауте в честь военного праздника» – таков был ответ всюду. Военный совет, помещавшийся этажом выше моей комнаты в той же гостинице, постепенно пустел. Караул-матросы тревожно спускались и поднимались по лестнице.

Цейтлин, вбежавший ко мне в комнату вместе с бывшим членом военного совета Гервусом, просил приюта. Оба крайне взволнованные срывали красную звезду со своих костюмов. Попутно Цейтлин сообщил, что занята гауптвахта и разоружен бронепоезд, на котором предполагалось отправить ценности, главным образом серебро, в Хабаровск.

Тревога росла. Сверху слышались глухие удары – это громили военный совет – разбивали денежный ящик. На лестнице заметил русские погоны. Кроме шума в помещении военного совета, в остальной части гостиницы была мертвая тишина, комнаты опустели.