Молодые люди обернулись, вытаращившись на Ярия Лангстрита, который смотрел на них, повторяя фразу вновь и вновь.

– Приведите па! – прошипел Аларон, не отрывая глаз от старика.

Но прежде, чем кто-либо успел среагировать, генерал упал на колени и уставился на собственные руки, начавшие светиться гностическим светом. Перед ним в воздухе вспыхнуло пламя, складываясь в змеевидные фигуры. Открыв рты, трое молодых людей шагнули назад. Цим схватила с письменного стола перо, окунула его в чернильницу и начала рисовать, ни на секунду не прекращая смотреть на огненные фигуры.

Каждый вздох генерала был полон боли, будто он пытался собраться с силами, чтобы произнести что-то важное. Он смотрел в лицо то Аларону, то Цим, то Рамону, словно почти узнал их. Затем взгляд старика переместился к огненной фигуре, висевшей в воздухе перед ним, – и в следующее мгновение, столь же внезапно, энергия в нем угасла, а его глаза закатились. На пол генерал упал уже без сознания. Пламенная фигура исчезла, и трое молодых людей метнулись к старику.

Аларон приложил ухо к его груди.

– Он все еще дышит. Приведите па…

Тем временем Рамон уже выбежал из комнаты в поисках Ванна.

Прошел целый полный тревоги час, пока генерал вновь не очнулся. Уложив его в постель, они столпились вокруг, а Цим поила старика водой из ложки. Внезапно он что-то залопотал, беспомощно озираясь. Лангстрит напоминал затравленного зверя.

Шагнув к нему, Ванн взял его за руку:

– Сир, вы в порядке? Вам больно? Кто это с вами сделал?

Генерал застонал, после чего ушел в себя. Больше они не смогли вытянуть из него ни единого слова, а Рамон отменил свое возвращение домой.

– Пока такое творится, я никуда не поеду, – сказал он Аларону.

Когда они наконец остались втроем, Цим показала юношам фигуры, появившиеся во время приступа Лангстрита. Они составляли сложный рисунок, гораздо более причудливый, чем руны, которые они изучали в коллегии. Руны были символами из примитивного Йотического алфавита. Маги стали обозначать ими каждый конкретный гностический эффект, используя их в качестве скорописи, однако они представляли собой лишь мнемонические подсказки, не являясь магическими сами по себе.

– Только маленькие дети и Сет Корион используют руны для того, чтобы творить заклинания, – сказал Рамон. – Но я никогда не видел ни одной настолько сложной.

Аларон присмотрелся к фигуре.

– У ма где-то есть книга о рунах. Там их гораздо больше, чем тех, которым нас учили в коллегии. Я попробую ее найти.

Спустя несколько минут юноша вернулся с небольшим томиком. Им не удалось найти фигуру, выжженную в воздухе Лангстритом, но молодые люди были исполнены решимости. У них появилась новая цель. Что-то происходило, и это происходило с ними.

Снаружи колокол пробил полночь, возвещая о наступлении последнего дня апрафора. До Лунного Прилива оставалось два месяца.

Явон, континент Антиопия

Мартруа 928

4 месяца до Лунного Прилива

Стервятники кружили высоко в небе, в надежде при случае урвать свое: пустыня – не место для плохо подготовленных путников, и птицы об этом знали. Но Гурвон Гайл никогда и никуда не отправлялся неподготовленным. Скрестив ноги, он сидел на небольшой возвышенности в предгорьях Ливисского хребта, любуясь солнечным закатом. Его обереги блокировали шквал попыток связаться с ним, в основном предпринимаемых требовавшим объяснений Томасом Бетильоном. Почему Горджо испугались и бежали на север? Что это за истории о триумфальном возвращении Сэры Нести в Брохену? Что происходит?

Это были чрезвычайно уместные вопросы, чтоб им провалиться, и их было бы еще больше, если бы Гайл не сумел взять под контроль часть поступавшей в Гебусалим информации. Впрочем, лишь часть: вскоре Бетильон узнает о телах его агентов, висевших на брохенской площади. Будь ты проклята, Елена!

Закатные лучи блеснули на панцире черного скарабея, который полз по его рукаву. Ирония того, что душа Ратта Сорделла воплотилась в навозного жука, казалась просто восхитительной. Ему нужно было найти некроманту новое тело, но это должно было быть тело мага, иначе Сорделл не сможет использовать гнозис. А найти живое тело мага не так просто. Гайл ощущал смутный соблазн раздавить грязную маленькую тварь, навсегда покончив с ним. Я оставил тебя за главного, Сорделл, и посмотри, что из этого вышло…

Заскрипев от досады зубами, маг начал обдумывать свой следующий шаг. Уже дважды Елена разрушила его планы. В первый раз ему удалось отвертеться от виселицы, однако эта неудача будет стоить ему жизни, если он не сумеет все исправить до прибытия армий священного похода.

Будь ты проклят, Констант Сакрекёр, за то, что вытащил меня в Брицию и открыл Елене путь к действию – ты заставил меня связаться с ней, по сути, сообщив ей, что я покинул континент… Треклятый идиот.

Впрочем, даже Гайл, знавший Елену лучше, чем кто бы то ни было, не поверил, что она смогла перебить их всех. Уничтожить всю его команду, ранг крови каждого из членов которой был выше, чем ее. Это выглядело почти что чудом… Впрочем, такова была Елена Анборн. Он бы восхитился ее невероятным достижением, если бы оно не поставило под удар его самого.

Больше всего Гайла раздражало то, что он не мог понять ее мотивы. Было ли это личной местью за то, что он сделал Ведью своей любовницей? Или же она сама влюбилась в кого-нибудь из Нести? Или дело в политике, религии, альтруизме либо оппортунизме?

Я знаю тебя, Елена: любовь и честь не значат для тебя ровным счетом ничего. Или не значили. Ее мотивации всегда были продиктованы материальными либо интеллектуальными соображениями: Елена жила головой и монетами, а не сердцем и телом. Она была такой же старой собакой, как и он сам, и просто не могла измениться. Гайл не хотел, чтобы она менялась. Он ощущал по Елене какую-то странную тоску. Ведья была гораздо красивее и творила в постели просто умопомрачительные вещи, однако Гайл нуждался в той расслабленной непринужденности, которая всегда характеризовала их отношения с Еленой. Теперь Ведья обратилась в пепел, и он уже едва мог вспомнить ее лицо. А это говорило о многом.

Елене должен был кто-то помогать. Одержать в одиночку победу над пятерыми было просто невозможно. Помог ли ей Ордо Коструо? Или вышедшие из-под контроля ордена полукешийцы из его рядов? Это мысль. Быть может, Строители наконец отказались от нейтралитета и присоединились к одной из сторон? Впрочем, если ответ заключался в этом, он порождал лишь еще больше вопросов.