– Да, столько мы тебя ищем. Своим исчезновением ты растревожила осиное гнездо. Однажды мы поговорим, как ты это сделала. А сейчас ты должна мне рассказать, где…

– Прошло двадцать четыре часа? – вновь крикнула Вик.

Идея, что она потеряла весь день, была такой же невероятной, как машина, ездившая на человеческих душах вместо бензина.

Хаттер терпеливо ответила:

– Вик, я хочу, чтобы ты оставалась там, где находишься.

– Я не могу сделать это.

– Ты должна…

– Нет. Заткнись и просто слушай. Вам нужно найти девочку по имени Мишель Деметр. Она живет в Бранденбурге, штат Кентукки. В прошлом мае ее отец пропал без вести, и она, возможно, обезумела от тревоги. Он здесь. Внизу. В подвале. Он умер. По моему мнению, умер несколько дней назад. Ты записала это?

– Да, я…

– Отнеситесь к нему достойно, черт возьми. Не суньте в ящик в каком-то чертовом морге. Поручите кому-то сидеть с ним, пока дочь не появится. Он был один достаточно долго.

– Что с ним случилось?

– Его убил человек по имени Бинг Партридж. Бинг был парнем в противогазе, который стрелял в меня. Человеком, которого, по-вашему, не существует. Он работал на Мэнкса. Я думаю, они имеют долгую общую историю.

– Вик, Чарли Мэнкс мертв.

– Нет. Он не мертв. Я видела его, как и Натан Деметр. Деметр подтверждает мою историю.

– Вик, – сказала Табита. – Ты только что сказала, что Натан Деметр мерв. Как он может подтвердить твою историю? Я хочу, чтобы ты успокоилась. Ты через многое прошла. Я думаю, что…

– У меня не было чертова разрыва реальности. Не было воображаемых бесед с мертвым человеком. Деметр оставил записку, понимаешь? В записке назван Мэнкс. Луи! Луи, ты еще на линии?

– Да, Вик. Я здесь. Ты в порядке?

– Я говорила с Вейном этим утром, Луи, он жив. Он еще жив, и я собираюсь вернуть его.

– О боже, – сказал Кармоди.

Его голос стал грубым от эмоций, и Вик поняла, что он пытался не плакать.

– О боже. Что он сказал?

– Он не пострадал.

– Виктория, – произнесла Табита Хаттер. – Когда вы…

– Подождите! – крикнул Луи. – Вик, девочка! Ты не справишься одна. Ты не сможешь пересекать этот мост в одиночку.

Вик приготовилась, словно метилась из винтовки в отдаленную цель. Она спокойно и ясно сказала:

– Послушай меня, Луи. Я должна сделать одну остановку. А потом мне нужно встретиться с одним человеком, который может достать для меня небольшое количество АНФО. При нужном АНФО я могу стереть мир Мэнкса с карты.

– Какая инфа? – поинтересовалась Табита Хаттер. – Виктория, Луи прав. Ты не сможешь справиться с этим своими силами. Приезжай обратно. Приезжай и поговори с нами. Кто тот человек, с которым ты собираешься увидеться? Какая информация тебе необходима?

Голос Луи был медленным и хриплым от эмоций.

– Уезжай оттуда, Вик. Перетирать лошадиное дерьмо мы будем в другое время. Они поехали за тобой. Уезжай оттуда и делай, что должна.

– Мистер Кармоди? – рявкнула Табита.

В ее глосе возникла внезапная напряженность.

– Мистер Кармоди?

– Я уезжаю, Луи. Люблю тебя.

– Я тебя тоже, – ответил он.

Луи задыхался от переполнявших его эмоций.

Вик опустила трубку на рычаги.

Он поймет, что она сообщила ему. Луи сказал, что перетирать лошадиное дерьмо они будут в другое время – фраза, которая имела смысл в прямом контексте. Почти имела. Но тут угадывался второй контекст, который никто, кроме нее, не мог определить. Лошадиное дерьмо было основным компонентом АНФО – субстанции, десятилетиями используемой ее отцом для подрыва шельфовых скал.

Прихрамывая на левую ногу, она добралась до умывальника, включила холодную воду и смочила пылавшее лицо. Кровь и сажа закружили у стока розовыми воронками. Частички Человека в противогазе покрывали Вик повсюду: на рубашке, на руках и, возможно, на волосах. На расстоянии она услышала вой полицейской сирены. К ней пришла запоздалая мысль: она могла бы принять душ перед тем, как позвонить Луи. Или поискать в доме оружие. Пистолет, возможно, понадобится ей больше, чем шампунь.

Она толкнула сетчатую дверь, осторожно вышла на заднее крыльцо и заковыляла, стараясь не нагружать свое левое колено. Во время езды ей придется держать его выпрямленным. Она поморщилась, не зная, как будет переключать скорости левой ногой, но затем вспомнила, что байк был британский. Правильно. Рычаг переключения передач располагался справа, что в Соединенных Штатах было признано незаконным еще до дня ее рождения.

Вик вышла из тени дома, и ее омыло чистым светом – не летней яркостью, но цветами ранней осени. Ее объял чистый и нежный полутон поры, когда собирают яблоки, поры футбола, или когда падающие листья начинают принимать осенние цвета. Как она любила этот свет. Всегда любила. Макквин поднялась на холм – лицом к солнцу. Она закрыла глаза, чтобы сконцентрировать чувства на тепле, ласкающем кожу.

Звук сирены нарастал все громче и громче – допплеровский эффект усиливал громкость на подъеме и уменьшал на спуске. Табита Хаттер порубит головы, когда узнает, что копы приближались к дому с включенными сиренами. Они позволили Вик заметить их приближение.

На вершине холма, прихромав на парковку церкви Новой американской веры, она обернулась и увидела полицейскую машину, свернувшую на Блох-лейн и остановившуюся перед домом Бинга. Коп даже не заглянул в дверной проем. Он просто остановил машину на углу, блокировав половину дороги. Полицейский выскочил так быстро, что ударился о косяк машины. Его шляпа слетела на дорогу. Он был таким юным. Вик не могла себе представить свидания с ним. Уж лучше быть арестованной этим парнем.

Она сделала еще три шага, и дом внизу скрылся из виду. Вик на секунду подумала о том, что байк могли обнаружить дети – что, найдя его с ключами в замке, они могли взять мотоцикл покататься. Но «Триумф» на своих ржавых опорах стоял на месте, где она оставила его.

Байк было нелегко поднять. Вик издала небольшой рыдающий возглас боли, выпрямляя мотоцикл левой ногой. Она повернула ключ, перевела переключатель в рабочее положение и нажала на газ. Мотоцикл побывал под дождем, провел на стоянке всю ночь, и она не удивилась бы, если бы он не пожелал заводиться. Но «Триумф» загрохотал, словно ему не терпелось поехать.

– Я рада, что один из нас готов, – сказала она.

Вик развернула его по кругу и выкатила из тени. Макквин проехала вокруг развалин церкви, и тут начался дождь. Сверкающие и блестящие капли падали с озаренного солнцем неба – холодные, как в октябре. Это было приятно для ее кожи – для сухих, окровавленных и грязных волос.

– Дождик-дождик, веселей, – сказала она тихо. – Дрянь к асфальту ты прибей.