– Черта с два! – сказала она.

– Думаешь, это невероятно? Я дважды женился и редко оставался без женского общества. Каждая находила то, что было ей по душе.

– О чем вы говорите? Хотите получить доступную подружку?

Он присвистнул.

– Ну и язык! От твоих слов и портовый грузчик покраснел бы! Учитывая, как прошло твое первое свидание с Бингом Партриджем, я полагаю, для моего долговременного здоровья будет лучше, если мы остановимся только на разговоре. Давай думать о том, что наша первая пара встреч не будут ужасно романтичными. Мужчине трудно общаться с тобой, Виктория.

Он снова засмеялся.

– Ты надо мной смеялась и навешивала обвинения. Ты отправила меня в тюрьму. Тебе удалось затмить мою первую жену. И все же… В тебе есть то, что заставляет мужчин возвращаться назад для большего! Ты заставила мальчика думать!

– Я дам вам пищу для размышлений. Помозгуйте вот о чем. Вы не сможете ездить вечно. Рано или поздно ваша машина остановится. Рано или поздно вы где-нибудь затормозите, чтобы на время закрыть глаза. И когда вы откроете их, я буду рядом с вами. Ваш друг Бинг легко отделался, Чарли. Считайте меня подлой сукой. Я поимею вас до смерти в вашей гребаной машине и заберу своего сына назад.

– Не сомневаюсь, что ты попытаешься, Виктория, – ответил Мэнкс. – Но ты ведь не перестаешь думать о том, что будет, когда ты наконец поймаешь нас, а твой сын не захочет возвращаться с тобой?

Телефон умолк.

* * *

После того как Мэнкс отключился, Вик, задыхаясь, согнулась вдвое, словно только что закончила долгую и утомительную пробежку. Ее плач был яростным и физически изнурительным, как рвота. Она хотела схватить трубку и разбить ее о стену, но холодная часть разума остановила руку.

Если сходишь с ума, – услышала она голос своего отца, – тогда извлеки из этого пользу. Он действительно говорил такие слова? Вик не знала, хотя не сомневалась, что слышала его голос в своей голове.

Когда она закончила плакать, ее глаза болели, а лицо горело. Она пошла к умывальнику и вдруг почувствовала, что тянет за собой телефонный шнур. Ее рука по-прежнему сжимала трубку. Вик направилась обратно к аппарату и посмотрела на вращающийся диск. Макквин ощущала себя пустой и больной, однако теперь, когда ее плач прошел, она также чувствовала, впервые за несколько дней, своеобразный покой, очень похожий на тот, что испытывала, когда рисовала иллюстрации для «Поискового Движка».

Ей нужно было позвонить нескольким людям.

В загадках «Поискового Движка» всегда имелось много отвлекающей визуальной информации. Много шума. Кульминация первой книги происходила на межзвездном корабле. Поисковый Движок преодолевал секцию за секцией, щелкая различными самоуничтожающимися переключателями, мимо которых он проходил, и, наконец, прибывал к спасательной шлюпке. Между ним и свободой капсулой были лазеры, запертые двери, рубки, наполненные радиацией, и сердитые инопланетяне, которые выглядели как большие кубики из кокосового желе. Взрослые тяжелее справлялись с загадками, чем дети. Вик постепенно поняла, что взрослые всегда пытались найти путь до конца. Но они не могли это сделать, потому что здесь было слишком много информации. Слишком много куда смотреть. Слишком много о чем думать. А дети не отступали от условий загадки и смотрели на вещь целиком. Они представляли себя Поисковым Движком – героем истории внутри самой головоломки. Они лишь кратко обращали внимание на каждый шаг пути. Разница между детским и взрослым восприятием, как начала верить Вик, представляла собой разницу между воображением и местоназначением. Меняя одно на другое, вы теряли свой путь.

Вик уже видела, что ей не нужно было искать Мэнкса. Это представлялось таким же невозможным, как попадание одной летящей стрелы в другую. Мэнкс думал, что она будет использовать для его нахождения мост. Но ей не требовалось делать этого. Вик знала, куда он идет. Где он скоро будет. Она могла отправиться туда в любое время.

Но зачем забегать вперед? Страна Рождества была еще далеко – как в прямом, так и в переносном смысле.

Ей нужно было приготовиться к сражению, когда она снова увидит Мэнкса. Она хотела убить его, и ей требовалось знать, как сделать это. Более того, перед ней стоял вопрос о Вейне. Будет ли он еще собой к тому времени, когда попадет в Страну Рождества? Были ли его изменения обратимыми?

Вик знала, кто мог рассказать ей о Вейне. Она знала, кто мог рассказать ей о сражении. У кого она могла получить необходимое оружие, чтобы уничтожить единственную вещь, о которой действительно заботился Мэнкс. Но оба этих человека находились в разных местах. Она могла увидеть их по очереди. Скоро.

Хотя первой в списке шла девушка по имени Мишель Деметр. Она потеряла отца и хотела знать, что с ним случилось. Она слишком долго оставалась в неведении.

Вик оценила взглядом, под каким углом падал свет из окна кухни, и прикинула, что время приближалось к позднему вечеру. Небо было синим куполом. Буря, прокатившаяся через городок, когда Макквин приехала, давно закончилась. Если кто-то услышал взрыв баллона и разрыв Бинга Патриджа надвое, то, наверное, подумал о новом раскате грома. Вик предположила, что провела без памяти три или, возможно, четыре часа. Она взяла пачку конвертов на кухонной стойке. На корреспонденции Человека в противогазе был адрес:

Это будет трудно объяснить. Четыре часа – слишком мало, чтобы добраться в Пенсильванию из Нью-Гэмпшира, даже если жать на газ весь путь. Затем до нее дошло, что ей не нужно ничего объяснять. Пусть другие люди тревожатся объяснениями.

Она набрала номер, который знала сердцем.

– Да? – спросил Луи.

Вик не думала, что ответит он. Она ожидала Хаттер. Или, возможно, другого копа – уродливого, с кустистыми белыми бровями, Далтри. Она могла позвонить ему и сказать, где искать свою зажигалку.

Голос Луи заставил ее почувтвовать себя немного слабой, украв какую-то часть былой уверенности. Вик поняла, что никогда не любила его так, как он заслуживал. Что он любил ее больше, чем она была того достойна.

– Это я, – сказала Макквин. – Нас слушают?

– О, черт! – воскликнул Луи. – О чем ты думаешь, Вик?

– Я здесь, Виктория, – произнесла Табита Хаттер.

Она впрыгнула в беседу без всякого смущения.

– Ты расстроила многих людей. Хочешь поговорить о том, почему ты удрала?

– Я лучше поеду за моим ребенком.

– Знаю, есть вещи, о которых ты мне не рассказала. Наверное, ты боишься рассказывать их мне. Но я должна услышать это, Вик. Что бы ты ни сделала в последние двадцать четыре часа, я уверена, тебе казалось, что это нужно было сделать. Наверное, ты считала свои действия правильными.

– Двадцать четыре часа? Вы хотите сказать… Двадцать четыре часа?