А, это корреспонденты, понятно, они нас не забывают. Мыпривыкли к этой публике. Забавное дело, когда поднимаешь ловушку для сайры итебя обливает с ног до головы, а в лицо сечет разная снежная гадость, в этотмомент ты ни о чем не думаешь или думаешь о том, что скоро сменишься, выпьешькофе – и набок, а оказывается, что в это время ты «в обстановке единоготрудового подъема» и так далее. И в любом порту обязательно встретишькорреспондента. Зачем они ездят, не понимаю. Как будто надо специальноприезжать, чтобы написать про «обстановку единого трудового подъема». Писатели– другое дело. Писателю нужны разные шуточки. Одно время повадились к нам всейнерский флот писатели. Ребята смеялись, что скоро придется на каждом суднеоборудовать специальную писательскую каюту. Чего их потянуло на рыбу, не знаю.С нами тоже плавал месяц один писатель из Москвы. Неделю блевал в своей каюте,потом отошел, перебрался к нам в кубрик, помогал на палубе и в камбузе. Он былнеплохой парень, и мы все к нему быстро привыкли, только неприятно было, что онвсе берет на карандаш. Особенно это раздражало Ивана. Как-то он сказалписателю, чтобы тот перестал записывать и держал бы в уме свои жизненныенаблюдения. Но тот ответил, что все равно будет записывать, что бы Иван с нимни сделал, пусть он его хоть побьет, но он писатель и будет записывать,невзирая ни на что. Тогда Иван примирился.

Потом мы даже забыли, что он писатель, потому что он вставална вахту вместе с нами и вместе ложился. Когда он появился на нашем сейнере, яперестал читать ребятам свои стихи, немного стеснялся – все же писатель, апотом снова начал, потому что забыл, что он писатель, да, честно говоря, и неверилось, что он настоящий писатель. И он, как все, говорил: «Здоров, Гера»,«Талант», «Рубай компот» и так далее. Но однажды я заметил, что он быстронаклонил голову, и улыбнулся, и взялся двумя пальцами за переносицу.

Вечером, когда он в силу своей привычки сидел на корме,съежившись и уставившись стеклянными глазами в какую-то точку за горизонтом, яподошел к нему и сказал:

– Послушай, то, что я сочиняю, – это дрянь, да?

Он вздохнул и посмотрел на меня.

– Садись, – сказал он, – хочешь, я тебепочитаю стихи настоящих поэтов?

Он стал читать и читал долго. Он как-то строго, как будто сосцены, объявлял фамилию поэта, а потом читал стихи. Кажется, он забыл про меня.Мне было холодно от стихов. Все путалось от них у меня в голове.

Жилось мне весело и шибко,

Ты шел в заснеженном плаще,

И вдруг зеленый ветер шипра

Вздымал косынку на плече.

Нет, я никогда не смогу так писать. И не понимаю, что такое«зеленый ветер шипра». Может быть, стихи можно писать только тогда, когдаповеришь во все невозможное, когда все тебе будет просто и в то же время каждыйпредмет будет казаться загадкой, даже спичечный коробок? Или во сне? Иногда яво сне сочиняю какие-то странные стихи.

– А вообще ты молодец, – сказал мне тогдаписатель, – молодец, что пишешь и что читаешь ребятам, не стесняешься. Имэто нужно.

На прощание он записал мне свой адрес и сказал, что, когда ябуду в Москве, я смогу прийти к нему в любое время, смогу у него жить столько,сколько захочу, и он познакомит меня с настоящими поэтами. Он сказал нам всем,что пришлет свою книжку, но пока еще не прислал…

Мы спустились с корреспондентами в кубрик. Парень положилсвою сумку на стол и открыл ее. Внутри был портативный магнитофон «Репортер».

– Мы из радио, – объяснил он. – Центральноерадио.

– Издалека, значит, – посочувствовал Иван.

– Неужели в этом крошечном помещении живет шестьчеловек? – изумилась женщина. – Как же вы здесь помещаетесь?

– Ничего, – сказал Боря, – мы такие,портативные, так сказать.

Женщина засмеялась и навострила карандаш, как будто Боряпреподнес уж такую прекрасную шутку. Наш писатель не записал бы такую шутку.Она, эта женщина, очень суетилась и как будто заискивала перед нами. А мыстеснялись, нам было как-то странно, как бывает всегда, когда в кубрик, где всемы притерлись друг к другу, проникают какие-то другие люди, удивительнонезнакомые. Поэтому Иван насмешливо улыбался, а Боря все шутил, а я сидел нарундуке со стиснутыми зубами.

– Ну хорошо, к делу, – сказалпарень-корреспондент, пустил магнитофон и поднял маленький микрофончик. –Расскажите нам, товарищи, о вашей последней экспедиции на сайру, в которой вамудалось добиться таких высоких показателей. Расскажите вы, – сказал онИвану.

Иван откашлялся.

– Трудности, конечно, были, – неестественновысоким голосом произнес он.

– Но трудности нас не страшат, – бодро добавилБоря.

Женщина с удивлением посмотрела на него, и мы все судивлением переглянулись.

– Можно немного поподробнее? – веселенькимрадиоголосом сказала женщина.

Иван и Борька стали толкать меня в бока: давай, мол,рассказывай.

– Ревела буря, дождь шумел, – сказал я. – Вобщем, действительно, была предштормовая обстановка ну, а мы… а мы, значит…ловили сайру… и это…

– Ладно, – мрачно сказал корреспондент, –хватит пленку переводить. Не хотите, значит, рассказывать?

Нам было очень неудобно перед корреспондентами.Действительно, мы вели себя как скоты. Люди ехали к нам издалека на своемгазике, промерзли, наверное, до костей, а мы не мычим, не телимся. Но что, всамом деле, можно рассказать? То, как спускают в воду ловушки для сайры изажигают красный свет, а потом выбирают трос, и тут лебедку пустить нельзя –приходится все вручную, и трос сквозь рукавицы жжет тебе ладони, а потом даютсиний свет, и сайра начинает биться, как бешеная, вспучивает воду, а нагоризонте темное небо прорезано холодной желтой полосой, и там, за ней,бескрайняя поверхность океана, а в середине океана Гавайские острова, а дальше,на юг, встают грибы водородных взрывов, и эту желтую полосу медленно пересекаютстранные тени японских шхун, – про это, что ли, рассказывать? Но ведь проэто нельзя рассказать, для этого нужен какой-то другой магнитофон и другаяпленка, а таких еще нет.

– Вам надо капитана дождаться, – сказалИван, – он все знает, у него цифры на руках…

– Ладно, дождемся, – сказал парень-корреспондент.

– Но вы, товарищи, – воскликнула женщина, –неужели вы ничего не можете рассказать о своей жизни? Просто так, не для радио.Ведь это же так интересно! Вы на полгода уходите в море…

– Наше дело маленькое, хе-хе, – сказалБоря, – рыбу стране, деньги жене, нос по волне.