Если он надеялся развернуть эту тему, то здорово ошибся. Судья ни с того ни с сего прервал личные контакты с насильником и передал его в распоряжение сторон. Ни одна из сторон бурной радости по этому поводу не выразила, но прокурор счёл всё же своим долгом продемонстрировать суду всю тяжесть вины подсудимого чудовища, пригвоздить его, так сказать, к позорному столбу, что, по мнению Патриции, у него не слишком-то получилось. По собственному прокурорскому мнению тоже, так как неожиданное решение судьи застало его врасплох. Размышлял он в этот момент совсем о другом и не сразу вспомнил о своих благородных намерениях.

— Когда вы вышли из тюрьмы? — начал обвинитель издалека, чтобы выиграть время, но сердитый сморчок окончательно потерял терпение:

— Это уже было! — с раздражением напомнил он, даже не думая понижать голос.

Кайтусь ловко скрыл своё замешательство.

— Сразу сошлись с Зажицкой?

— Да, — охотно признался Климчак.

— И до когда это продолжалось?

Патриция решила, что своеобразная речь судьи явно заразна. Обычно Кайтусь говорил по-польски абсолютно правильно.

— За день как познакомился с Карчевской. — Эпидемия накрыла и Климчака.

— А когда вы с ней познакомились?

— В середине августа.

— Значит, с середины августа вы порвали с Зажицкой?

— Не совсем, поскольку Карчевская то приезжала, то уезжала.

Кайтусю ситуация становилась ещё как понятна и даже близка.

— То есть вы сожительствовали одновременно и с Карчевской, и с Зажицкой?

— Только в лесу! — специально подчеркнул Климчак, что прозвучало так, будто характер местности свидетельствовал о его верности.

— Вы любите Зажицкую, живёте с ней, живёте с Карчевской… Как вы это объясните?

«Спятил, — сердито подумала Патриция, забыв на мгновение о брошке. — Разве такие вещи надо объяснять? Обратился бы к собственному опыту!»

Судья начал слушать внимательнее.

— Я к Карчевской поначалу серьёзно не относился, — подумав, объяснил слегка смущённый Лёлик. — А она женщина доступная, сама набивалась…

— Карчевская? — удивился судья.

— Нет, Зажицкая.

— Так которая для вас, в конце концов, важнее?! — возмутился прокурор. — Карчевская или Зажицкая?

— Он обеих любит, — подсказал ему судья.

— Так зачем же вам ещё и Руцкая?!

Смущение Лёлик сыграл на отлично, как джентльмен, которого непреодолимые обстоятельства вынуждают раскрыть интимную тайну.

— Я не мог отказать…

Своим признанием он на некоторое время заткнул рот безжалостному господину прокурору. Патриция даже удивилась, что тот всё ещё стоит на своём месте, вместо того чтобы заключить родственную душу в объятия, выражая тем самым ей искреннее сочувствие. Судья опять разбурчался, чем привёл обвинение в чувство. Кайтусь отбросил сантименты и перешёл к фактам.

— Получается, вы не приглашали Карчевскую в комнату только потому, что она ревнует?

Климчак сдержался и не стал пожимать плечами.

— Моя сестра её не любит, Зажицкая тоже… — Он вдруг спохватился: — Зачем мне было её приглашать, если я и сам там не сидел?

— Так Зажицкой же с вами не было?

— Я хотел сказать, Павловская…

Других вопросов у Кайтуся не имелось, пришлось бы повторяться, судья тему исчерпал. Толку от всего этого не было никакого, старый гриб объявил небольшой перерыв.

* * *

На этот раз Кайтусь не появился, смылся куда-то. Патриция постояла некоторое время, не будучи уверена, остался ли он в зале или вышел через судейскую комнату, почувствовала, что проголодалась, решила что-нибудь перекусить в одиночку и пошла вниз.

Зал судебных заседаний располагался на втором этаже. Туда вела заслуженная, основательно обшарпанная деревянная лестница. Холл на первом этаже имел странную конфигурацию, с одной стороны — узкий тёмный коридорчик, ведущий, по всей видимости, к каким-то служебным помещениям, с другой — была глубокая ниша, а в ней приоткрытая дверь. Видневшийся кусок свободного пространства, несомненно, являлся проходом к лестнице в подвал, которая отсюда не просматривалась, вероятно, начиналась чуть дальше. Таким образом, под лестницей на второй этаж образовался закуток, который обычно использовался для хранения вёдер, тряпок, половых щёток и прочего рода необходимых, но малодекоративных предметов.

Из закутка послышался голос. Он показался Патриции знакомым, пришлось замедлить шаг и прислушаться.

— …и помни, тут ты должна заплакать! — настойчиво шептал голос Кайтуся. — Тебе понятно, что я сказал? Ты пострадала?

— А то как же! — энергично отозвался другой голос. Женский голос. Молодой.

— А пострадавшая должна плакать. Не скандалить, а плакать, ты — жертва. И поменьше энергии, побольше слёз, жалобнее…

Патриция сделала ещё несколько шагов. На мягких истёртых досках старой лестницы её каблуков совсем не было слышно. Она заглянула в закуток. Шкафчик со средствами гигиены стоял приблизительно посерёдке. На него и облокотился Кайтусь, а в глубине маячила трудноразличимая женская фигура. Ну, ясно, господин прокурор поучал оскорблённую невинность, как ей следует предстать перед судом.

Патриции стало противно. Слушать эти инструкции ей не хотелось, и так всё понятно. Она повернулась и вышла, бросив мимолётный взгляд на приоткрытую дверь. Только некоторое время спустя она сообразила, что за дверью кто-то стоял, и ещё через некоторое время, кто именно. «Греческий нос»! Вне всяких сомнений, «греческий нос» подглядывал и подслушивал инструктаж Кайтуся…

Ноги по инерции вынесли её наружу, но тут она заколебалась, не вернуться ли, уж очень подозрительной показалась ей увиденная сцена, однако у ног было иное мнение, поддерживаемое также и желудком. Эти части организма предпочитали отправиться в забегаловку. Патриция уселась за столик, не заботясь, обнаружит её здесь Кайтусь или нет.

Ведомый инстинктом, а также ограниченный количеством питательных заведений в округе, Кайтусь обнаружил. А с учётом невероятной скорости обслуживания он обнаружил журналистку даже раньше, чем это сделала официантка, поэтому заказ сделали вместе. Скромный: сосиски с горчицей и огурцом.

— С каких это пор обвинение поучает клиентку, в какой момент ей лить слёзы и прикидываться невинной девицей? — поинтересовалась Патриция сладчайшим голоском, приправленным таким ядом, что Кайтусь почувствовал себя полным идиотом. Вот это прокол, а он-то надеялся, что его никто не видел и не слышал. — Раньше потерпевшими адвокаты занимались, прокуроры их, скорее, доставали, а вот склонение к даче ложных показаний никогда не приветствовалось. Что это ещё за тайные сношения?..

Ошибка! Она ещё не кончила говорить, а уже поняла, что ошиблась. Кайтусь не преминул этим воспользоваться. Дачу ложных показаний он игнорировал.