Смешно, но мне показалось, что это был вовсе не цемент.

ПРИДЕТ БЕЛЕНЬКИЙ ВОЛЧОК —

И УКУСИТ ЗА БОЧОК...

Я уродов этих чуть не расплющил.

Корки, короче. Когда за одно утро такая шиза приключается, на дорогу уже не смотришь, шлагбаум | снес к ядреной матери. А задавил бы, таки кому теперь есть дело? Одним ментом меньше, одним больше...

Инвалидка строчит. Нехай строчит, от нас не убудет. Дед гундосит, шо так легче шукать закономерности. Нехай шукает, мне накласть. Мне не по фигу только одно: сколько там воды осталось в канистрах. Они думают, шо установили правила. Они так смекают, шо наладили порядок, козлы... Ни хрена они не понимают в порядке. Я побачу на их сраную демократию, когда вода подойдет к концу.

Глотки друг дружке выгрызут...

Это корки. Вода, как не фиг делать, имеется в соседнем коттедже. Кажись, он не затронут... Это совсем рядом, три шага до плетня, блин. Тока нема чудаков, кто на эти три шага отважится. Я бы пошел, хрен с ним, но Дед, паскуда, посулил, что не развяжет меня, пока не вернутся из разведки наши голубки. Инвалидка придет, опять будет строчить и клянчить правды для истории. Какая, на хрен, история, когда полный абзац наступил...

А начиналось утро — зашибись! Когда шиза эта полезла, успел в тачку прыгнуть, благо ключи в замке висели. Едва ворота, на хрен, не снес, тут уж не до ворот.

Потому шо я в курсах, як подобная шиза протекает. У деда по мамке, еще когда в Днепре обретались, похоже начиналось; правда, он бухал, скотина. Вначале голоса слышал, затем под кроватью ото всех ховался, а после — окончательно двинулся, мыло жрал, кастрюли прятал. Корки, короче. Вязать пришлось...

Лучше сразу сдохнуть или самому идти в диспансер сдаваться!

Я рано проснулся, я всегда рано вскакиваю, бздик такой, уже не переломишь. Еще не проснулся толком, чую — фигня какая-то вокруг. Лежу себе и думаю: ни хрена себе, эт кто ж без меня на кухне хозяйствует, кофе варит? Неужто кто-то из пацанов подорвался? И вспомнить не могу, кто со мной вчера приехал...

Но кроме кофе крутилось в воздухе еще что-то, Дрянь какая-то, сразу и не понять. Как будто под нос банку с морской капустой сунули. И взмок весь, насквозь то есть, блин...

Ща вот репу чешу — хорошо, шо Розку в городе оставил, еще ее мне тут не хватало. Сцепились бы, як пить дать, та ж коза вечно лезет, а потом, когда огребет — мне ж еще и прощения просить приходится. Вот только... Вот только кто б сказал, шо с ней в Питере ща деется...

А шо, я из полена, што ли? Не чужая ж, своя баба, хоть и дурная...

Проснулся, башка раскалывается, глаза потом заливает... И главное, не могу вспомнить, кого вчера из города захватил... Ну хоть убей, туман в башке! Постель всмятку, подушки на полу, сам поперек лежу, но вроде бы один. Хотя это не показатель... Прислушался — кажись, в душе кто-то плещется. И поет, кажись, бабским голоском. Не, у меня порядок четкий — ни одна курва на супружеское, блин, ложе посягать не смеет. Наша с Розкой официальная спальня для всех закрыта, эт святое.

В душе точно кто-то шуровал. В верхнем душе, блин. Песню я вспомнил, поет эта, Варум... Про художника, мол рисует дождь. Коряво баба пела, неправильно. Как будто припев забывала, и по новой... У меня от песни этой на всю жизнь теперь икота осталась. А сколько жизни осталось, никому не ведомо, блин...

Я козлов этих, як людей просил, на втором этаже ни к чему не прикасаться. Корки, короче... Башка гудит, даже не помню, что пили вчера. Зато доперло, кто там Розкины шампуни изводит, чья баба, то есть. Мити Маленького, или Башлакова, или Личмана. Тут я маленько остыл. Потому что вспомнил — Башлаков с бабой своей приехал, значит, телок в доме нема. Значит, культурно вчера посидели, и Митя Маленький ничего не натворил, козел старый...

Личман — один, в обнимку с компьютером, эт как два пальца. Ему, блин, гамак и ящик пива, и бухгалтерию родную, больше никого и не надо. Вот только с кем приехал Митя? Мне, в принципе, глубоко растереть было, с кем старый мудак спит, но какого черта он своих баб пустил разгуливать по дому? Ведь не сам же Митя пошел мыться, он вообще не моется, мудила...

А водорослями и кофе воняет так, что блевануть хочется!

Ну, отжался кое-как... Простыни мокрые, на мне шорты и майка — тоже мокрые, даже деньги в кармане слиплись. От кровати кое-как оторвался, из окна глядь — е-мое! Кажись утро, а опять темнеет. Потом вниз глядь — пес сбежал! Охренеть, цепь вместе с кольцом от будки оторвал и смотался! Кто Филимона не видел, можа скажет, дескать — украли собаку. Ага, блин! Ты к ему подойди сперва, как бы он сам тебя не украл!

Ну, корки, короче...

Сбежал Филимон, молча сбежал. Кто-нибудь слышал, чтобы трехлетний обученный азиат от любимого хозяина сбег? Я башкой покрутил в оконце, мало ли. Филимона сразу не приметил, зато приметил кой-чо другое. С соседским коттеджем пурга какая-то началась. В двух словах и не опишешь... Эти козлы, что поселок проектировали, они ж все через жопу сделали, как всегда, по-русски, блин. Они, блин, вместо того, штоб гнать дома в четыре улицы, растянули вверх, в гору и обозвали Сосновой и Березовой аллеями.

По аллее ползла вата.

Серая такая, мохнатая, она соседский дом и забор облепила и ползла по нашему саду. Тихо так чавкала, почти незаметно, блин. Потрескивала, шуршала як плита электрическая, когда остывает. И кофе несло именно оттуда, снаружи, а не из кухни. От ваты несло. У меня, блин, как дерьмо это заметил, клянусь — ос татки волос дыбом встали. Как будто прорвало где плотину над рекой с цементом, блин! Короче, машину Башлакова сожрало уже вполовину, а к Митиной только подбиралось. Джип, блин, ты прикинь, две тонны весом, дергался, колесами задними по гравию егозил, а передних уже не было. Эта вата серая, она... короче, она уже в салон набилась, полный салон, короче...

И тут мне хреново стало. Потому шо я побачил пятки Башлакова, они из приоткрытой дверцы джипа! торчали. Только пятки, а выше уже была сплошная вата. Башлаков в машине ночевал. Тут я вспомнил, як он ночью с бабой своей полаялся и заявил, харя пьяная, шо пойдет спать в «ниссан». Башлаков, он же как нажрется, такой мудак становится, что кабздец котенку! А я тоже был к тому моменту в зюзю, и мне по фигу стало, где кто спит. Я его туда, в «ниссан», проводил. Обнявшись шли, всего два раза упали. Еще Филимон на нас зарычал, он алкоголь не переносит, добрый пес... Был добрый пес.

Корки, короче. Застрял я в окне, ни туда, ни сюда, як мудак стою и трясусь. Натурально трясусь, блин, и даже не от страха, а с горя, шо так бесславно закончу дни в психушке. Короче, эта херня, она наползала по диагонали. У соседей там банька во дворе, и такая, типа, пристроечка для гостей. Ну, блин, из бревен, с резными прибамбасами, в русском стиле, типа, строили. Строили, да... Короче, и дом кирпичный, и все эти бревенчатые сараюхи, они... как будто расплывались Ну чисто свечки... А вместо них вверх тянулись минареты из серой ваты.