И о том, что к полету надо относиться творчески, действовать в воздухе не по шаблону, с огоньком, по-комсомольски и по-коммунистически, не забудь написать, — попросил Багдасарян. — Кстати, а ты сам комсомолец?

— Я не могу ответить на ваш вопрос, — осторожно сказал экспат. Разговор перешел на скользкую тему, углубляться в которую он не хотел. — Вы же знаете, я после контузии не до конца все вспомнил. Может быть, раньше и был комсомольцем, но документы сгорели.

— Да, верно, было дело, я даже запрос отправлял, — замполит с прищуром посмотрел на Григория. Что-то непонятное промелькнуло во взгляде, но экспат не успел понять, что именно. Подозрение? Интерес? Сомнение? Кто знает... Дивин поспешил уйти с КП, от греха подальше.

Вот так и получилось, что нынче лейтенант сидел за столом в блиндаже и старательно заполнял убористым почерком страницу за страницей в выданных Зотовым тетрадях. А поредевшая эскадрилья ушла на задание без него. Опять.

Карманову, как Григорий и предполагал, сделали внушение после изучения снимков, привезенных Куприяновым, но тем дело и ограничилось. Естественно, положительных эмоций это капитану не добавило. С командиром полка и замполитом ругаться он не решился, зато попытался сорвать злость на подчиненных. Наорал на Валиева, придравшись к якобы несвежему подворотничку, заставил Филатова убрать с прохода мешавшие ему пройти унты, сделал грубое замечание экспату за чернильное пятно на столе.

Григорий посмотрел на Карманова с жалостью, точно на душевнобольного, но спорить не стал. Собака лает, караван идет. Дураку понятно, горе у человека — он-то, поди, уже видел себя на прежнем месте, а тут вдруг такой облом. Только один раз, когда разошедшийся капитан пнул попавшего ему под горячую руку Шварца, Дивин нарочито громко откашлялся и, словно бы невзначай пододвинул к себе кобуру с «вальтером», который подарил ему на прощанье пехотный подполковник. Не хватало еще, чтобы этот говнюк котейку обижал!

Что ни говори, а чутье бывшего штабиста — это вам не фунт изюма. Увидев в глазах лейтенант нехороший блеск, Карманов как-то резко закруглился, вяло, без прежнего энтузиазма, бросил еще пару фраз и быстренько убрался, делая изо всех сил вид, будто направляется куда-то по чрезвычайно важному делу.

Ладно, хорошего понемножку, передохнул и баста! Пора опять приниматься за работу. Григорий подвинул к себе поближе тетрадь, обмакнул перо в чернильницу и принялся записывать свои мысли насчет наиболее предпочтительного способа штурмовки. В условиях господства немецкой авиации, без связи со своими войсками, не оставалось ничего другого, кроме как раз за разом подходить к цели на бреющем, делать горку и сбрасывать бомбы. Да и противник пер вперед преимущественно колоннами.

Но такой удар не позволял в полной мере использовать все боевые возможности «ильюшина» теперь. Фронт относительно стабилизировался, действовать приходилось по близко расположенным к нашим позициям объектам в условиях сильного зенитного огня и мощного прикрытия истребителями. Бомбы приходилось сбрасывать с замедленным взрывателем, чтобы не получить повреждения от собственных осколков. От рикошетов здорово падала точность. Да и стрельба из пушек и пулеметов была существенно затруднена. Опять же, при атаке с бреющего практически невозможно поразить противника, который прячется в окопах, траншеях или складках местности.

Да и ориентироваться на местности при полете на бреющем могли только опытные, хорошо подготовленные летчики. Новички безнадежно путались, терялись, не успевали отследить быстро проносящиеся под крылом ориентиры и, как следствие, выходили не в тот район, не могли найти свою цель и, бывало, к сожалению и такое, штурмовали позиции своих войск.

Дошло до того, что в некоторых полках использовали в качестве лидера, который выводил на цель группу штурмовиков, истребители или пикирующие бомбардировщики, летящие на большой высоте. Естественно, о внезапности атаки в этом случае можно было забыть.

Григорий знал, что лучшие результаты достигались при атаке с пикирования под углом в двадцать пять — тридцать градусов. На цель при этом заходили для бомбометания на высоте восемьсот — тысяча двести метров, а для стрельбы — четыреста — шестьсот.

Это позволяло точно найти цель, наблюдать за быстро меняющейся на поле боя обстановкой, ориентироваться на местности. А за счет применения бомб с взрывателями мгновенного действия в разы увеличивалась эффективность штурмовых ударов.

Но, вот беда, и этот способ имел свои недостатки. Во-первых, увеличивалась опасность атак немецких истребителей, которые могли подкрасться снизу. Во-вторых, при низкой облачности нужна была хорошая слетанность и достаточно высокая выучка летчиков, чтобы они могли совершать в сложных погодных условиях необходимые маневры.

А это значит... да готовить нужно пилотов, как следует, вот что это значит! Не пять-десять часов налета для новичков, а сто, двести, триста — как у немцев! Дивин потер лоб. Эх, опять его куда-то не туда занесло. Ляпнешь сдуру об этом и мигом получишь обвинение в паникерстве и прочих подобных не шибко лестных действиях. Что-то ведь еще хотел выделить особо? Ах да, зенитки.

Экспат попросил соответствующие данные у Зотова, самым тщательным образом их проанализировал и пришел к выводу, что соотношение потерь «илов» от атак фашистских истребителей и огня вражеской зенитной артиллерии можно смело считать как сорок на шестьдесят. То есть, к встрече с «мессером» или «фоккером» летчиков еще худо-бедно готовят, а вот при залпе зениток пилоты зачастую теряются, допускают ошибки и, соответственно, гибнут.

Григорий давно уже предлагал, чтобы во время полета каждый самолет в группе маневрировал, не вел машину «по ниточке», облегчая тем самым прицеливание гитлеровским наводчикам. Над полем боя надо летать, как не положено, втолковывал он окружающим. Незаметно для врага меняйте в боевом порядке скорость, высоту и курс. Буквально по чуть-чуть, но и этого может оказаться вполне достаточно для того, чтобы выпущенный по вам снаряд прошел мимо.

Естественно, очень многое зависит от ведущего, от его умения правильно себя вести под огнем, тактической выучки. Кто-то скажет, что вот этому летчику везет. Нет и еще раз нет! За везением всегда стоят досконально освоенные умения поиска цели, ведения воздушного боя, преодоления зоны зенитного огня, вождения группы. То есть, летное мастерство.

Экспат задумался. Все отразил, что хотел или нет? Пожалуй, на сегодня хватит. А завтра подробно распишу растянутый пеленг и группу для подавления зениток.

— О, Гриша, «Войну и мир» уже написал или нет? — ворвался в землянку Прорва. Ему разрешили прогулки на свежем воздухе и он шлялся по аэродрому, щеголяя повязкой на голове и дыркой во рту от выбитых зубов. В руках старший сержант держал небольшой фанерный ящик, который сразу поставил на приступку рядом с котом. — А