Трибуле-Февриаль родился в окрестностях Блуа. Историк этого города Бернье, писавший в 1652 году, представляет его как тупицу, у которого даже вовсе не было таланта, как вообще у всех шутов, развлекать общество неглупыми словами или случайно сказать что-нибудь поучительное. Этот самый Бернье рассказывает, что Трибуле еще до сих пор помнят в Блуа; если к кому-нибудь хотят отнестись с большим презрением, то обыкновенно говорят, что о нем столько же думают, как о Трибуле.

Отец Клемента Mapo Жан Mapo, камердинер и историограф Людовика XII, рассказавший в стихах некоторые походы этого короля, описал наружность Трибуле как самую безобразную. У него была круглая сутуловатая спина, маленький низкий лоб, круглые глаза, толстый нос, неправильная форма головы и, в довершение всего, этот человек в тридцать лет был не умнее новорожденного ребенка.

Известно, что маленький крестьянин из окрестностей Блуа еще в юном возрасте был призван ко двору Валуа; ему очень понравился роскошный дворец Людовика XII. Там его вырвали из рук пажей и лакеев, которые всегда любили злоупотреблять слабостью других, и дали ему наставника по имени Мишель Ле Вернуа, которому было поручено выдрессировать Трибуле настолько, чтобы он мог играть как следует роль шута; наставник действительно успел развить ум своего ученика так, что тот мог занять назначенную ему должность при дворе; для того чтобы достигнуть подобных результатов, Ле Вернуа употреблял не только нравственные внушения, но часто прибегал и к телесным наказаниям, если только верить рассказу Бонавентура Деперье[36].

«При въезде в Руан Трибуле был послан вперед и должен был сказать: “Посмотрите, они идут!” Шут очень гордился тем, что сидел на хорошей лошади, покрытой пестрою попоною, и держал в руках парадный жезл. Он быстро скакал впереди, с ним был также и его наставник, и тот сказал ему: “Остановись же, ты идешь слишком скоро!” Трибуле, опасаясь ударов (наставник часто угощал его побоями), хотел остановить лошадь; но лошадь прекрасно чувствовала, каков под ней седок, потому что Трибуле постоянно ее то пришпоривал, то отпускал, то поднимал узду, и она бежала вперед. “Остановишься ли ты?” – закричал на него наставник. “Черт ее побери! – воскликнул шут (он умел браниться, как и всякий мужчина). – Эта гадкая лошадь, я ее пришпориваю, а она никак не хочет остановиться”. Что вы на это скажете? Разве только то, что природа желает позабавиться, создавая такие прекрасные образчики человечества, которые были бы счастливы, но они так невежественно забавны, что не умеют сознавать своего счастья, а это и составляет самое большое несчастье в мире».

Таким образом, Трибуле, воспитанный и преобразованный совершенно в спартанском духе, мог занять место в свите Людовика XII; он даже сопровождал короля в Италию, во время экспедиции против Венеции, в 1509 г. Жан Mapo в своей «Венецианской войне» рассказывает о взятии замка Пешьера[37] и упоминает о шуте, который, не без волнения, присутствовал при осаде города: «Трибуле, шут короля, имея отвращение ко всякому шуму, бегал по комнате в сильном страхе и, наконец, забрался под кровать и, пожалуй, сидел бы там до сих пор, если бы его оттуда не вытащили». Но при дворе Франциска I Трибуле занимал блестящее положение и высоко держал свой жезл; острые словечки и разные ответы, которые ему приписывают, могли бы составить целую книгу. Но многое только приписано ему и взято из разных сборников о шутах, как французских, так и разных других.

Однако некоторые остроумные ответы и слова принадлежат ему; но мы только не знаем, сам ли он был их автором или перенял их от других. Трибуле является нам то шутом, который не уважает никого, даже и духовенство, то представляется в виде юродивого и дает советы Франциску I, который всегда им следовал.

«Однажды, рассказывает Бонавентура Деперье, король вошел в так называемую Святую Часовню в Париже, чтобы отстоять вечерню. Трибуле последовал за ним; когда они вошли туда, то в часовне царила мертвая тишина. Несколько времени спустя епископ начал Deus in adjutorium[38], а певчие ему вторили. Тогда Трибуле встал со своего места, подошел к епископу и оскорбил его. Король, увидев это, подозвал к себе шута и спросил у него, зачем он это сделал. Трибуле отвечал ему:

– Ах, кузен, когда мы сюда вошли, все было тихо, а этот человек первый начал шуметь, и его следует за это наказать.

Из этого видно, что королевские шуты пользовались большими преимуществами, и им прощалось многое. Оскорбление духовенства считалось большим преступлением.

Трибуле между тем относился всегда с большим презрением и к знати, а такое неуважение считалось таким же преступлением, как и оскорбление духовенства.

Однажды какой-то вельможа угрожал Трибуле, что изобьет его до смерти палками за то, что шут позволил себе дерзко отзываться о нем. Трибуле пошел жаловаться Франциску I.

– Не бойся ничего, – ответил ему на это король, – если кто осмелится так жестоко обойтись с тобою, тот будет повешен четверть часа спустя.

– Ах, кузен, – возразил шут, – спасибо тебе за такую милость, только уж доверши благодеяние, прикажи его повесить четвертью часа раньше.

Это очень острое словцо для человека, который в своей юности был несчастным заикою; вероятно, метод воспитания, употребленный Ле Вернуа, был весьма действенен, чтобы вложить в такую рогатую голову столько ума, как об этом говорит Жан Mapo.

Но вот замечательна одна несообразность; в рассказанном нами анекдоте Трибуле выставлен как человек остроумный и который никогда не задумается над удачным ответом, тогда как в “Rėcrėations historiques, critiques, morales’et d’ėrudition” Дродю Радье (Париж 1787 год, 2 тома) выставляет этого шута как политического советника, одного из самых мудрых и вдохновенных.

Когда Франциск I предпринял в конце 1524 года экспедицию, которая должна была окончиться разрушением Павии и пленом короля, Трибуле присутствовал на военном совете, собранном для того, чтобы придумать средство, как проникнуть в Италию. Присутствовавшие, конечно, предлагали различные средства. Трибуле, также бывший на этом совещании, обратился к Франциску с полною фамильярностью:

– Кузен, ты хочешь остаться в Италии?

– Нет!

– В таком случае все ваши предложения никуда не годятся.

– А почему?

– Вы много рассуждаете о том, как проникнуть в Италию, но это вовсе не самое существенное.

– А что же самое существенное?

– Самое существенное, это выйти оттуда, а об этом никто и не думает говорить.

Четырнадцать лет спустя Франциск I широко открыл двери своего королевства Карлу V и дозволил императору, бывшему тогда в Испании, отправиться в Гент и наказать жителей города за