Слава богу!

К тому времени как я вышла из коридорчика, Джаред и Элль уже переместились к выходу из ресторана.

И стояли там, таращась в дешевенький телевизор на стене, а официантка разбиралась со счетом.

– Генри! Поскорее! Мне пора заканчивать работу.

Водитель грузовика показал на телевизор:

– Погоди-ка минутку…

Журналистка стояла перед гаражом, вокруг мигали красные и синие полицейские огни. Я не слышала, что она говорила, но мне это и не понадобилось, потому что на экране появилась фотография девушки.

Водитель грузовика бросил на стойку десятидолларовую купюру, покачал головой:

– Еще одна девушка пропала.

Ее имя было написано под снимком: Хэйли Эдвардс.

Номер шестнадцать.

Музей был закрыт. Элль прижалась к стеклу, закрываясь ладонями от света, и вгляделась внутрь.

Прист выудил из кармана два куска проволоки.

– Я предпочитаю смотреть на это как на временное препятствие.

Алара обхватила себя руками в перчатках и подошла ближе к зданию:

– Давай скорее. Я замерзаю.

За те десять часов, что мы ехали в Массачусетс, дождь превратился в снег. Я не отследила, когда именно климат Новой Англии одержал победу, потому что усталость от девятнадцати дней непрерывных мучений наконец одолела мои кошмары.

– Думаешь, кто-нибудь появится? – Алара посмотрела на пустую грязную дорогу.

Музей оказался трехэтажным зданием в стиле Тюдоров, сливочного цвета, стоял он в конце дороги, никак не отмеченной. С тех пор как мы свернули с шоссе, нам не встретилось ни одной машины.

– Сомневаюсь. – Лукас показал на медную табличку у входа.

ТОПСФИЛДСКИЙ МУЗЕЙ ВОЙНЫ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ,

ТАКСИДЕРМИИ И ПАТРИОТИЗМА

ЧАСЫ РАБОТЫ: С 11 ДО 16

ВТОРНИК, ЧЕТВЕРГ И ПЕРВАЯ СУББОТА КАЖДОГО МЕСЯЦА

«ДОМ САМОГО БОЛЬШОГО В МИРЕ КОЛПАЧКА ОТ БУТЫЛКИ»

– Что это за музей, который работает всего два дня в неделю? – удивилась Алара.

Лукас постучал по оконному стеклу:

– Вот такой, битком набитый воинственной таксидермией.

Прист скрутил проволочки и сунул отмычку в замок. Элль болталась за его спиной, прикрывая от посторонних взглядов.

– Когда мы уничтожим демона и спасем мир, возьму несколько уроков, – пообещала она. – А то я вечно не могу открыть собственный замок.

– Готово! – Прист распахнул дверь перед стоящей рядом Аларой. – Алара, вперед!

Но она вскинула палец, держа возле уха телефон.

Элль схватила меня за рукав куртки:

– Пошли! Она опять заболталась.

– С кем это она?

Я не видела, чтобы Алара звонила кому-нибудь, кроме родителей.

– Понятия не имею. Но она постоянно кому-то звонит.

Внутри музей выглядел как нечто среднее между захламленной гостиной восьмидесятилетней старушки и выставкой музея естественной истории. Стеклянные витрины заполнили экспонатами времен Войны за независимость, а между витринами стояли старинные шкафы с застекленными дверцами, и в них красовалось все подряд: от карманных часов и наперстков до рожков для обуви и фарфоровых масленок.

Коллекция чучел, похоже, была единственной, что не спрятали за стекло. Олень, принаряженный в свадебное платье, стоял на задних ногах за кукольным домиком Викторианской эпохи. В крошечных комнатах застыли в классических фехтовальных позициях бурундуки с маленькими шпагами в лапах.

Элль шарахнулась от белки, сидевшей верхом на оседланной гремучей змее.

– Это никуда не годится!

Прист ткнул пальцем в странные чучела:

– Некоторым людям время девать некуда.

Алара наконец договорила и подошла к нам, по пути чуть не наткнувшись на двух белых мышей с рогами как у единорога и бобра в золоченой короне.

– Опять болтала с сестричкой? – поинтересовался Джаред.

– Когда мои разговоры станут твоим делом, я тебе обо всем доложу, – огрызнулась Алара.

– И где гигантская пробка? – Элль не слишком тактично сменила тему разговора.

– Здесь! – крикнул Лукас из соседней комнаты.

Бутылочный колпачок ограждали четыре каната.

Элль разочарованно вздохнула:

– Я думала, он больше.

Лукас постучал по красному металлу:

– Да он размером со здоровенное колесо от грузовика! А ты чего ожидала?

Элль порылась в сумочке и достала пластиковую фотокамеру.

Алара собралась было что-то сказать, но Элль взмахнула в воздухе фотоаппаратом:

– Он одноразовый. Не желаю снова слышать это ваше: «Телефоном можно пользоваться только для звонков маме!» – Она протянула мне камеру и встала перед бутылочным колпачком. – Сфотографируй меня. И я хочу такой же стикер с надписью: «Я видела самый большой в мире колпачок от бутылки».

Я поспешила сделать снимок, пока не разразилась третья мировая война.

Прист уставился на стеклянную витрину у стены.

– Можешь заодно сфотографироваться и со шнурками Джона Хэнкока, если желаешь.

Кто-то приклеил к стеклу ламинированную табличку:

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДМЕТЫ, ЩЕДРО ПОЖЕРТВОВАННЫЕ ЖИТЕЛЯМИ ТОПСФИЛДА, ШТАТ МАССАЧУСЕТС, И ИХ РОДНЫМИ

Согласно этикеткам, в витринах хранились личные вещи участников Войны за независимость: мушкеты и штыки, потрепанные флаги, треснувшие тарелки, Библия и деревянная нога. Изюминками экспозиции были шнурки Джона Хэнкока, монетка в полпенни, предположительно принадлежавшая Джозефу Уоррену, и страница из Библии Пола Ревира.

Прист показал на бесценные экспонаты:

– Эти парни были членами организации «Сыны свободы» и франкмасонами. Подпись Джона Хэнкока стояла на разных документах вроде бухгалтерских книг задолго до того, как он первым подписал Декларацию независимости. А мой дед говорил, что Пол Ревир был также и членом общества иллюминатов.

При слове «иллюминаты» Алара оглянулась:

– Это шутка, да?

Прист пожал плечами:

– Насколько мне известно, исследования моего деда всегда отличались тщательностью.

– Стоп, притормозите! – воскликнула Элль. – Никто не хочет объяснить простенькой школьнице разницу между франкмасонами и иллюминатами?

Алара ее не услышала, а Прист заговорил:

– В тысяча семьсот семьдесят шестом году иллюминаты появились…