— Сиди здесь, — сказал Данил. — Проконтролируй Багловского,пусть попроворнее крутится. Через часок я, наверное, вернусь от «кротов» ипоработаю с Верочкой… Что мнешься?

Паша покрутил головой, оглядев пустой коридор, понизил голосдо конспиративного шепота:

— Данил Петрович, они нас моментально приняли в аэропорту.Значит, прекрасно знали, кого следует принять?

Данил столь же тихонько фыркнул:

— Угу. Как выразился Честертон, по другому, правда, поводу,это и есть самая темная сторона дела… Ладно, мне пора.

Вернувшись в комнату, подхватил транзистор, сунул его впластиковую сумочку и направился к выходу. Сев за руль осиротевшей белой«четверки»

(снабженной, между своими говоря, мотором гораздо лучше«жигулевского»), нажал нужную кнопку. Без особого удивления наблюдал, какярко-зеленая линия в нужном окошечке сломалась острым зигзагом, да так иосталась в этом положении. Что ж, следовало ожидать…

Где-то в недрах климовской машины был установлен «маячок»,беспрестанно посылавший сигнал, — чтобы те, кто его установил, в любую минутумогли узнать, где машина находится. При нужде «маячок» нетрудно найти ивыковырять, но пока что такой нужды нет… Гораздо важнее, что одежда самогоДанила пока что «чистая», ни единый вражина пока что не присобачил в толчее, якобынечаянно задев, какую-нибудь микроштучку, выполнявшую те же функции «маячка».

Он включил мотор и неторопливо поехал от особнячка. Нигде невидно было ни «Тойоты», ни «девятки» — что, оставили в покое? Держи карманшире…

Держась на приличном расстоянии, следом двинулся красный«Фольксваген» не самой последней модели. «Пожалуй что, не держава», — подумалДанил. Ни одна серьезная государственная спецслужба не пустит в «наружку»ярко-красную машину. Разве что государственная спецслужба решит прикинуться клубомдилетантов… стоп, стоп. При куцем объеме информации не стоит пока чтогромоздить в кучу всевозможные «если», «быть может» и «разве что».

Вскользь глянув в зеркальце на «Фолькс» (в злокозненностинамерения коего уже не осталось никаких сомнений), он нудным голосом замурлыкалпод нос:

Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить…

Согласилась энта Люба Эскадрон наш обслужить…

«Фольксваген» старательно повторял все маневры Данила, хотятот ехал уже не столь бездарно, как из прокуратуры, но все равно старательно изображалробкого новичка, едва-едва набравшегося смелости расстаться с буквой «У» настекле, но не обретшего от этого ни мастерства, ни опыта. Минут десять колесилв районе Академии наук, чтобы преследователи окончательно привыкли к егобездарно-черепашьему стилю вождения, расслабились и заскучали. За это времяуспел прокрутить в уме во всех деталях, как будет отрываться и где.

Потом пришлось постоять на перекрестке, уже не по своей вине— дорогу загородили два грузовика и автоподъемник, долго маневрировавшие поднадзором гаишников, чтобы втиснуться на узкую, заставленную машинами улочкуимени поэта Колыса. Грузовики были нагружены наглядной агитацией, огромными,натянутыми на рамы полотнищами, в совокупности, определил Данил с ходу,составлявшие герб Рутенской Советской Социалистической Республики, сиречьнынешний герб Рутении. Словно в союзе нерушимом республик свободных в старыевремена, столица активно прихорашивалась по команде сверху. В преддвериигрядущего праздника. Батька Лукашевич в свое время, глазом не моргнув, отменилустановленный прежней «владой» День независимости и в ранг государственногопраздника номер один возвел дату провозглашения Рутении советской исоциалистической. Через несколько дней этому эпохальному событию исполнялоськруглых восемьдесят годочков, что должно было быть отпраздновано с помпой,фейерверками, военным парадом и публичной речью Батьки на площади Победы.

Наконец перекресток опустел, уехали гаишники, и притомившаясялавина машин рванула вперед. Все еще держась в крайнем правом ряду, Данилвырулил на широченный проспект — бывший Ленина, а ныне рутенскогопервопечатника Филиппиуса Скажины (у Батьки как-то не дошли руки переименоватьего еще раз). Быстрым взглядом во все три зеркальца оценил обстановку.Собрался.

Поехали…

Перегазовка, рычаг на четвертую, педаль газа притоплена допола… Ревя мотором, машина наискось рванула на встречную полосу, под визгтормозов выполнила классический «полицейский разворот», кренясь, ушла по дуге вбоковую улицу, рванула под светофор за миг до того, как погас зеленый, сновавизг покрышек, поворот налево, направо, лихой рывок по коротенькой улочкеодностороннего движения навстречу этому самому движению, квадратные глазаводителя белой «Волги», визг шин, вираж, боковая улочка…

Данил ехал в крайнем левом ряду, уже прекратив все киношныеманевры, ведя машину, как и следовало водителю с его опытом. Красный«Фольксваген» безнадежно отстал еще на проспекте, отсеченный встречным потоком.Данил самокритично подумал, что особенных поводов для гордости у него нет:маневр был исполнен не самый замысловатый, в безвозвратно ушедшие годы в гаражеособого назначения телохранителей Брежнева учили и не тому…

Теперь он совершенно точно знал, что хвоста за ним нет. Ужескрупулезно соблюдая все правила, заехал на тихую улочку, припарковал машину,запер и не спеша двинулся в сторону станции метро.

Спустившись под землю, пропустил один поезд, прогуливаясьточно посередине платформы так, чтобы со стороны до последнего момента было неопределить, в каком направлении он собрался ехать. Сел во второй поезд. Вполупустом вагоне вяло и явно долгонько кипела ссора примерно с полудюжинойучастников: сторонники и противники Батьки поливали друг друга словесами, неособенно заботясь о логике и доказательности. Одни зловеще предрекали Батькескорую политическую смерть и прозябание почему-то в роли заведующегохимчисткой, другие, естественно, заверяли, что Батька и на сей раз размажетоппонентов по грязной стенке.

Данил, понятно, не встревавший в диспут, склонялся скорее повторому.

Дело даже не в том, что Батька каждое утро пробегает рысцойсемнадцать километров и рубится в хоккей в любое время года, что на лезвиях,что на роликах, а в том, что народ, высокопарно говоря, его поддерживает. Какни кипели «возняки» разумом возмущенным, как ни пыжились, на их шумныеманифестации в двухмиллионной столице ни разу не удавалось собрать большетысчонки-другой хамья…

Проехав нужную станцию, он поднялся на поверхность, сходил ккиоску за газетами, вернулся в метро, переместился на одну остановку назад.Теперь мог ручаться, что за ним нет и пешего хвоста. Плевать, что егонеожиданный всплеск активности в момент оценят по достоинству, быстро просекут,что он собрался на какую-то потаенную встречу, — в конце концов, он и невыдавал себя за мирного энтомолога, прибывшего в этот город на ежегодный съездколлег по профессии. Безобидных энтомологов в первый миг их сошествия с трапасамолета не обкладывают усиленным наблюдением, пешим и моторизованным.