Хотя отчего бы не поинтересоваться: «Куда ты идешь и зачем?»Но он не спросит, гордость не позволяет.

— Я хотела встретиться с Дедом, — сказала я, невыдержала и отвела взгляд.

Упоминать Деда при Тагаеве, конечно, не стоило. Когда-то мыс Дедом были очень близки. Тагаев об этом знал, и особого удовольствия емуданное обстоятельство не доставляло. К тому же, вопреки моим утверждениям, чтомежду нами давно все кончено, Тимур считал, что мы по-прежнему остро нуждаемсядруг в друге, что, в общем-то, не было совсем уж лишено оснований. Мы с Дедомуже давно жили по известной пословице «Вместе тесно, а врозь скучно». СТагаевым их связывали общие дела, но оба от совместного бизнеса открещивались ина публике обожали делать вид, что даже незнакомы. Друг без друга они, похоже,обойтись не могли, но особой дружбы между ними тоже не было, чему имелисьпричины объективные. Со стороны Деда, лица официального и, как он любилвыражаться, «государственного», было бы довольно неосторожно афишировать своюсвязь с Тагаевым, которого в городе, несмотря на занятие вполне легальнымбизнесом, считали мафиози. Тагаев же был мудр и дружбу с властью недемонстрировал. Кроме объективных причин, имелись и субъективные, и одной изних, к моему величайшему сожалению, стала я сама. Дед хоть и болтал в припадкесловоблудия, что хотел бы видеть меня счастливой рядом с молодым человеком, идаже что-то говорил о моих детях, которых мечтал держать на коленях, однакопоявление такового молодого человека в реальности не приветствовал, объясняяэто тем, что Тагаев пара для меня неподходящая. Впрочем, подходящей он не видел,на что горько сетовал. То есть он хотел бы моего счастья, но, так как оно впринципе невозможно, мне лучше быть одной и рядом с ним. Тагаев о его мнении наэтот счет знал или догадывался и, само собой, благодарности за таковое к немуне испытывал. При этом оба считали, что имеют на меня все права, а у соперникаих попросту нет. Хотя считать Деда соперником довольно глупо, раз нашиотношения благополучно зашли в тупик еще задолго до появления Тимура.

То, что я не ушла из команды. Дед считал своей заслугой, аТимур, соответственно, доказательством того, что Дед занимает в моей жизнислишком большое место. И тот и другой были по-своему правы, и в нашихотношениях, на мой взгляд, сам черт не смог бы разобраться при всем желании.

Я упомянула о Деде, желая сделать наш разговор с Тимуромболее доверительным. Мол, я охотно и без принуждения рассказываю о своих делахи моя откровенность доказывает, что утаивать мне нечего. Дед — мойработодатель, и встречаться с ним время от времени мне приходится, хоть я кэтому и не стремлюсь.

Но моя откровенность Тагаеву была без надобности. Онопять-таки все расценил по-своему и вместо вопросов: «Почему бы не поговорить сним на работе?» и прочих в том же духе, обошелся коротким: «Да?» — и замер,предоставив мне самой решать, стоит ли что-то объяснять или нет. Разумеется, ярешила, что не стоит, потому что все объяснения в глазах Тимура выглядели бынеуклюжими оправданиями. Его «да» повисло в воздухе. Мы надолго замолчали, инедавняя идиллия приказала долго жить, судя по всему, до вечера, точнее доночи, когда мы опять начнем неплохо понимать друг друга.

Я быстро вымыла посуду. И мы отправились на прогулку, гдеобменялись несколькими репликами по поводу погоды и сошлись во мнении, чтоСашка не по-собачьи умен и невероятно красив (Сашка все это слушал с явнымудовольствием). Через полчаса мы вернулись домой, Тимур устроился в кресле сгазетой, а я, поцеловав его, направилась в гараж. В последний момент я решилавзять с собой пса и позвала:

— Сашка.

Тот вроде бы устремился за мной, но на полдороге замер,взглянул на Тагаева, который не соизволил оторвать взгляд от газеты, и, повесивголову, надеюсь, что все-таки от стыда, побрел к Тимуру.

«Свинья, — сказала я, правда, мысленно. — Иподелом мне. Собственной собаке рядом со мной тошно».

Я выехала из гаража и сразу же почувствовала себя гораздолучше. Открыла окно, подставив лицо весеннему ветру, и принялась беспричинноулыбаться. Правда, тихое счастье длилось недолго. Деду я не позвонила,намереваясь застать его врасплох, и сейчас жалела об этом, потому что былауверена: меня постигнет очередное разочарование, ибо старого змея застатьврасплох невозможно. То есть в любом случае он начнет хитрить, изворачиваться иправды не скажет.

Хотя сегодня суббота и у нормальных людей выходной, вовсе нефакт, что я обнаружу его дома. У слуг народа дел невпроворот. Он вполне могслужить отечеству и по субботам. А если все-таки у него выходной, ничего немешает ему отправиться на дачу с какой-нибудь девицей, которых у него прудпруди. Будучи вдовцом, он мог не опасаться общественного мнения, но предпочиталвстречаться с дамами в местах уединенных. «Хороша я буду, если он изменил своимправилам и я им кайф поломаю», — с опозданием подумала, сворачивая во двордома, где жил Дед.

Дом был малоквартирным, с подземным гаражом и охранником,которого именовали консьержем. При виде меня охранник обрел бравый вид,улыбнулся и вежливо поздоровался. Я появлялась здесь редко, но меня он,конечно, узнал.

— Игорь Николаевич у себя? — спросила я с ответнойулыбкой.

— Так точно, — доложил консьерж и вызвал мне лифт,хотя на второй этаж я могла бы подняться и на своих двоих. В доме всего триэтажа, зато два лифта. Я решила не отказываться от благ цивилизации и вошла вкабину.

Когда я поднялась на второй этаж, Дед ждал меня возлераспахнутой двери своей квартиры. В том, что охранник предупредил его о моемвизите, я не сомневалась, а гостеприимству Деда порадовалась. Судя по улыбкам,которые он расточал, мой благодетель, пребывал в хорошем настроении. Впрочем,как я уже говорила, хорошее настроение на его откровенности никак несказывается.

— Рад тебя видеть, — заявил он, заключив меня вобъятия. — Отлично выглядишь.

— Спасибо, ты тоже, — не осталась я в долгу, и,кстати, сказала чистую правду. Дед и впрямь выглядел отлично. Есть мужчины,которых возраст украшает. То есть Дед и двадцать лет назад выглядел хоть куда,но седая шевелюра и сеточка морщин возле глаз придавали ему шарм, смягчивхолодный взгляд и твердость подбородка, который он имел привычку выпячивать,когда злился или был просто чем-то недоволен. Теперь он вполне мог сойти замудрого человека, снисходительного к чужим проступкам и глупости. Очень удобнаямаска для хищника, каковым Дед являлся в реальности. Впрочем, иногда он былспособен на благородный поступок, и мудростью его бог не обидел. И то, и другоеон умело использовал в своих целях.