О своих делах он предпочитал молчать. Может, думал, что егодела меня не касаются, а может, сохранил эту привычку с тех времен, когдараспространяться о его бизнесе в самом деле не стоило. Теперь Тагаев числился вкрупнейших предпринимателях области и исправно платил налоги. Некоторое времяназад я думала, что он махнет в политики (Лялин утверждал, что натура у Тагаевадеятельная и парню требуется развернуться по-настоящему), но Тимура эта идея неувлекла. Он занимался своими делами, избрав рабочим местом заднюю комнатуресторана «Шанхай», принадлежавшего ему. Хотя офис тоже имел место, однако тамон появлялся редко. В семь вечера он обычно приезжал домой, гулял с Сашкой илисмотрел футбол. Друзей у него не было, да и не могло быть: наличие друзейпредполагает хоть какую-то откровенность, а Тимур человек закрытый, с душой,застегнутой на все пуговицы. Дважды в неделю он играл в карты, трижды ездил вфитнес-клуб. Наша совместная жизнь была размеренной и событиями похвастать немогла. Прогулки, игра в шахматы, ужин все в том же ресторане. По выходным мы ездилиза город, катались в зависимости от времени года то на лыжах, то на лодке. Вапреле он купил яхту, но отправиться на ней в путешествие мы пока так и несобрались.

Если бы не его взгляд инквизитора, меня вполне бы устроилатакая жизнь. Почему сам Тагаев предпочитал жизнь пенсионера — для меня загадка.

Сашка плелся сзади, мы несколько раз останавливались,поджидая его.

— У тебя завтра выходной? — спросил Тимур.

В оригинале это должно звучать так: «Ты и завтра смоешься навесь день, несмотря на субботу?»

Интересно, сколько он еще продержится? И сколько все этовыдержу я? Разумеется, вслух я сказала совсем другое:

— Выходной. С утра у меня кое-какие дела, но к обеду яосвобожусь. Может, испробуем твою покупку в деле? — растягивая рот доушей, спросила я. Меня саму тошнит от моей фальшивой улыбки.

— Хорошая идея, — кивнул Тимур, подхватывая Сашкуна руки, потому что тот опять по неизвестной причине замер, и мы зашагали кдому.

Оказавшись в холле, Сашка поплелся на кухню, продолжаяукоризненно поглядывать на меня. Тимур снял куртку, помог мне и спросил:

— Будешь ужинать?

— Нет. Спасибо. Чаю выпью с удовольствием.

Мы устроились на кухне. Сашка, проверив свои миски, ушел вгостиную смотреть телевизор, а мы стали пить чай.

— У тебя новая кофточка, — сказал Тимур. Оннаверняка хотел быть внимательным, но мне все равно казалось, что звучит этоиздевательски.

— Купила вчера, — поспешно ответила я. —Забыла тебе показать.

Он кивнул, а глаза говорили: «Неудивительно. Странно, что тывообще обо мне иногда вспоминаешь». Я покосилась на часы, слава богу, времяпозднее, можно завалиться спать.

Я вымыла посуду, Тимур просматривал газету, но я-то знала,что газета интересует его мало. На самом деле это хороший способ наблюдать замной. Его взгляд жег мне затылок. Стало трудно дышать от досады и горечи. Яшвырнула чашку в мойку, она жалко звякнула.

— Черт, — пробормотала я.

— Что-нибудь разбила? — спросил он ласково. Такласково, что захотелось запустить эту чашку ему в лоб.

Я резко повернулась. Он опустил газету на колени и смотрелна меня, насмешливо улыбаясь. Его вид был красноречивее всяких слов. «Ну давай,скажи мне, как тебе все это осточертело. Скажи, чего уж там, я переживу. Скажи,и эта дурацкая комедия наконец-то прекратится».

— Чашка выскользнула из рук, — ответила я,подхватив полотенце. Тщательно, не торопясь, вытерла руки и подошла к нему. Наязыке тела нам удается говорить гораздо лучше. Я свернула газету, бросила ее настол и устроилась у Тагаева на коленях. Провела рукой по его волосам, обнялаего и потянулась губами к его губам. На мгновение настороженность покинула еговзгляд, но лишь на мгновение. — Я соскучилась, — сказала я.

— Я тоже, — ответил он, а взгляд говорил другое:«Вкручивай. Ты целуешь меня, а думаешь о нем. Зря ты считаешь меня идиотом, ятебя насквозь вижу».

«Какого черта тот придурок не снес мне половинубашки, — с отчаянием подумала я. Зареветь бы громко, с причитанием. —Забудь ты о нем, — хотелось сказать мне. — Раз я смогла, какого чертаты не можешь?»

Это не поможет. Не поможет. Что бы я ни сказала, он ничемуне поверит.

— Ты мне сегодня приснилась, — прошептал он мне наухо. — Ты мне часто снишься.

— Это хорошо?

— Наверное.

— Ты меня любишь?

— Люблю.

— Я скучаю без тебя.

— Я тоже.

Опять эта усмешка. «Если скучаешь, могла бы почаще заглядыватьдомой», — говорили его глаза.

— Тимур, — прошептала я.

— Да?

— Я люблю тебя. Я в самом деле тебя люблю.

Утром я проснулась часов в девять. Тимура рядом не было. Яслышала, как льется вода в ванной, таращилась в потолок и думала о том, что,если бы мы вдруг разучились говорить и исчезла бы необходимость подниматься спостели, жизнь можно было бы считать счастливой. Я встала и пошлепала на кухню.Сашка вертелся возле приоткрытой двери в ванную. Он так дорожил Тагаевым, чтоглаз с него не спускал.

— Подлая ты псина, — сказала я в досаде. —Совершенно игнорируешь меня. Предатель.

— Проснулась? — услышала я. Тагаев брился, стояперед зеркалом. Я подошла, обхватила его и уткнулась носом в его спину.

— С добрым утром.

Вот так бы стоять и ничего не говорить. Он повергнулся,обнял меня, и мы замерли под строгим Сашкиным взглядом. Наши мысли были наредкость схожи.

— Когда собираешься уходить? — спросилТимур. — Успеем погулять с Сашкой?

— Успеем.

Я вышла из ванной, сварила кофе.

— Для разнообразия могла бы приготовить завтрак, —буркнула я. И в самом деле приготовила.

Когда Тимур появился на кухне, мы с Сашкой уже ждали его.

— Семейство в сборе, — хохотнул он, но в егословах не было насмешки. Я придвинула Сашке стул поближе к столу. Пес вредный ичудовищно избалованный, но с этим тоже приходилось мириться.

— Сейчас позавтракаем и пойдем гулять, — сказала яему.

— Во сколько тебе надо уйти? — спросил Тимур.