Островок приближался, деревья казались непривычно крупнымисреди ровного Болота, где и мохнатая кочка — редкость. Запах гнили усилился,дно начало повышаться. Таргитай выбрел на берег, заваленный пучками гнилых стеблей,расползающимися в студень лилиями, тонкими плетями болотной травы, останкамиводяных гадюк, жаб, пиявок. Сердито жужжали тучи мух, огромных, толстых, вгнилье копошились белесые и кроваво-красные черви.

Таргитай торопливо доковылял до сухого места, упал на спину,закинул ноги, выливая воду из сапог, лишь потом разулся, отодрал присосавшихсяпиявок, уже раздутых, почерневших от крови. Олег торопливо разделся донага,разбросал одежду на кустах.

— Сопрут, — бросил Таргитай невесело.

— Кто сопрет? — не понял Олег.

— Упыри. Или жаба покрупнее.

Олег скривился, бросил укоризненный взгляд. Грязь покрывалаего до ушей, даже лицо было в потеках грязи и пота, а на макушке прилиплитоненькие плети с ажурными листиками. Он едва держался на ногах, дышал тяжело,в груди хрипело.

— Надолго не располагайся, — предупредил Таргитай.

— Я не полезу обратно! — вскрикнул Олег в страхе.

— Полезешь. Когда к тебе ночью в постель заберутсяупыри.

Деревья закрыли болотную воду, но запах гнили держался,воздух был сырой, липкий. Самые высокие и толстые стволы находились в середкеостровка.

Олег убирал с себя грязь, а Таргитай, вздыхая, сгреб в кучувысохшие стебли кувшинок и сухие ветви — их лежало много.

— Брось огниво!

Олег торопливо развязал мешок, суетливо рылся, едва невлезал в мешок с головой. Таргитай смутно удивлялся, что волхв, который старшена три года, даже не спорит, повинуется.

Таргитай кое-как высек искры, раздул, набросал сверху сухихстеблей, упал на землю и раскинул руки.

— Не пойму, как люди всю жизнь суетятся, таскают,копают, охотятся, приколачивают, вяжут, обтесывают, рубят, чистят, сушат…

Голос внезапно оборвался. Олег в испуге наклонился надТаргитаем, глаза волхва распахнулись во всю ширь. Рожа Таргитая былаперекошена, изо рта потек устойчивый храп, а губы кривились в глупой улыбке.

Олег поспешно вытряс из мешка обереги: деревянные, каменные,сплетенные из жабьих жил, вырезанные из косточек кожаниц. Таргитай всхрапнул,заплямкал губами, перевернулся на бок, едва не угодив в костер.

Олег пнул его носком сапога.

— Эй! Просишься в вирый, где светит черное солнце?

Таргитай отодвинулся от огня и, не раскрывая глаз, вытащилиз мешка мясо. Олег с отвращением отвернулся. Большая сытость брюху вредит!

— Хвороста маловато, — пробурчал Таргитай. Он схрустом жевал сочные стебли хвоща. — Принеси, ты же волхв, лесной человек.

— А ты?

— Я? Мы с котом — простые, попелюшные. Был бы теплымочаг, а Лес хоть бы вовсе сгинул.

Олег привстал, оглядывая окрестности. Со всех сторон несетгнилой водой, голоса лягушек доносятся тяжелые, бухающие, словно вбивают вмокрую землю сваи.

— Я лучше послежу за костром, — предложил онуслужливо. — Все-таки дело волхвов — огонь. Да и обереги выставлю постаршинству…

— Кого страшат твои обереги? Разве что муху перепугатьдо смерти… нет, до полусмерти, если твоим оберегом треснуть по башке. Лучшесобери ветки, пока светло.

Он лежал на спине, медленно двигая крепкими челюстями. Глазастали пустыми, в них отражались нависшие ветви. Олег с трудом поднялся, морщасьот боли в мышцах. Таргитай по своей тупости не ценит жизнь, этот молодой издоровый парняга умрет при одной мысли, что надо поработать.

— Не давай погаснуть костру, — сказал Олег,уходя. — Кроме нас никто ветку не подбросит.

Таргитай дожевал, бережно вытащил свирель. Приложил к губам,набрал в грудь воздуха, но вдруг за ближайшими деревьями заверещало такстрашно, будто кого-то придавило деревом. Таргитай выпустил воздух, задумался:подниматься или погодить, а вскоре на поляну, пятясь, вывалился волхв.Брякнулся, упал на спину, перебежал на четвереньках к костру.

— Что стряслось? — поинтересовался Таргитайголосом умирающего лебедя. — Опять лягухи?

Трясущийся палец Олега дергался, попадая то в небо, то вземлю, наконец волхв чуть не заплакал, кивнул в сторону ближайших деревьев. Тамбулькало, хлюпало, вонь накатывала густыми волнами. Олег присел на корточки,став похожим на крупного зайца, зажал ладонями уши и зажмурился.

— Что там? — повторил Таргитай. — Удирал отпростых жаб, а попал к их деду?

Олег закивал так истово, что стукнулся лбом о землю.Таргитай замедленно перевернулся на брюхо. От костра идет тепло, сжигаетгнилостный запах. За деревьями же сырь, грязь, пахнет слизью. Но волхв такпричитал и трясся, что Таргитай пересилил себя, поднялся.

Дальние края Болота исчезали в волнах желтого тумана. Междуширокими, плавающими по воде листьями вскипали бурунчики, лопались бульбашки,распространяя гадостный запах. Мелькнула худая желтая рука с длинными когтями,похожая на осклизлую ветку. Судорожно запрыгали, погружаясь в воду, толстыелистья и крупные белые цветы.

По Болоту плыла грязная желто-серая голова, облепленнаяряской и тиной. Застыла, неотличимая от болотной кочки, медленно двинулась,почти не тревожа неподвижную воду, к торчащему выворотню. Лягушки нешелохнулись, как вмороженные в листы кувшинок, а упырь добрался до выворотня,полез — толстобрюхий, с блестящей скользкой кожей. Вислый живот поднимался ишлепался о мокрое дерево, тонкие кривые ноги с перепонками подрагивали, онцеплялся за корни тонкими паучьими лапами. Упырь казался огромным горбатымслизнем, лишь глаза были как у лягухи: выпяченные, немигающие.

По Болоту повсюду выныривали голые, как колено, головы. Ужене прячась, потянулись к одинокому выворотню. Листья кувшинок начали раскачиваться,лягушки шумно прыгали в воду. Один упырь, нащупав под водой лежащий на днествол, вскарабкался, пошел к выворотню, высунувшись до пояса. Донный ил и грязьподнялись наверх, вода помутнела.

Послышались крадущиеся шаги. Таргитай пригнулся, прячаголову от удара, а другой рукой выдернул секиру из ременной петли.

— Это я…— сказал Олег торопливо. — Они еще там?

— Заскучал по родне? А с виду такие разные…

— Тарх, что они там делают?

— Твою шкуру делят. И обереги.

Олег выглянул из-за плеча Таргитая. Он дышал шумно, будтопробежал пару верст, его кудрявая бороденка щекотала Таргитаю шею.

— Вот тот, — указал Таргитай пальцем, —требует делить обереги поровну, а вон тот кричит, что надо по-братски… Астаршой велел отдать тому, что сдерет шкуру с волхва.

— Я не волхв!