Но даже вечность, как оказалось, имеет конец. Вдруг все исчезло. Призрачные фигуры рассеялись как дым. Но забвение не отпустило Александра из своих объятий, закружив его в хороводе миров и лиц, швыряя из одного наваждения в другое, разворачивая перед ним яркие полотна сумасшедших художников. Как телевизионные каналы, сменяли друг друга пласты мироздания, не позволяя Саше сосредоточиться ни на одном из них, не давая ощутить почву под ногами, остановиться хоть на секунду.

Вселенные проносились мимо него со скоростью света. Или тьмы? Темп безумной карусели все увеличивался, видения мелькали и расплывались, а затем наступил момент, когда все слилось в один вихрь света и пламени, в котором невозможно было разобрать отдельных фрагментов.

Вспышка… и долгожданное освобождение. Преодолев момент непереносимой яркости, свет начал медленно бледнеть, как гаснут лампы в театре. Потом на сцену не плавно опустился, а тяжело рухнул железный занавес. Это был всего лишь сон.

Когда вокруг него снова воцарилась абсолютная темнота, Данилов понял, что вернулся в то, что по прихоти людей называлось «реальностью». Ни один из миров, кроме этого, не хотел его принимать.

Сашу бил озноб. Почувствовав подступающую тошноту, он с трудом свесился вниз с кровати, и его тут же вырвало густой склизкой массой, оставившей после себя горький металлический привкус. Он прекрасно понимал, насколько это плохо, и теперь гадал, сведет ли его в могилу кровотечение, прикончит инфекция или радиация.

Голова болела как при похмелье, которого он ни разу не испытывал. Парень судорожно пытался вспомнить, где же он побывал, но особенность сновидений в том, что, какими бы яркими те ни были, они редко откладываются в человеческой памяти надолго. Сам материал, из которого они сделаны, для этого не предназначен. Он истлевает и рассыпается при контакте с миром вещей, как вампир, на которого попал луч солнечного света. В лучшем случае мы помним то, что сочинили после пробуждения, пытаясь подогнать инобытие под рамки нашей реальности.

Как при ретроградной амнезии, через десять минут Саша не смог бы описать произошедшее с ним. Он снова был один на многие километры вокруг. Все остальные умерли в один день.

Макушка чесалась, и парень стянул с себя шапку, в которой ходил уже четверо суток, не снимая, а день тому назад улегся спать. Неожиданно вместе с ней покинула голову и часть его собственных волос. Еще один скверный сигнал. Несмотря на отдых, он не чувствовал себя лучше. Слабость была такая, что трудно было пошевелить рукой.

Александр посмотрел на светящийся циферблат часов. Половина седьмого. Вот только утра или вечера? Несмотря на этот недостаток, Данилову нравились его нынешние часы — позолоченные именные «Командирские». Наградили ими, естественно, не Сашу. Тот, с кого он их снял, остался лежать возле разбитого поезда, поглоданный собаками, так что парень считал их своими по праву. У них был ударопрочный водонепроницаемый корпус и, самое главное — стрелки, покрытые люминесцентным составом. Вроде бы фосфор, которым те были намазаны, давал небольшой фон. Смешно…

Но имелась у них еще одна слабая сторона. Каждый божий день их надо было заводить, а это составляло проблему, с его-то «феноменальной» памятью. Один раз он спохватился только после того, как они полдня показывали одно и то же время. Вращалась только секундная стрелка, а Саша все удивлялся, как долго тянется час. Тяжело ориентироваться, когда на дворе только одно время суток — темное.

Они верно служили ему с тех пор, как он второй день после событий выкинул свои старые часы, разбитые и бесполезные, на которых стрелки навсегда застыли в положении 13:50. Время катастрофы.

Если на дворе утро, то время раннее. Можно и не вставать. А если вечер, тем более. Куда торопиться?

Сны были непонятными, страшными, но у них было одно преимущество. Там, за гранью, он не мерз. Данилов снова укрылся одеялом с головой, но ему все равно было холодно, зубы отбивали маршевую дробь. От холода никуда не деться. Он проник внутрь него и превратился в жар. Саша потрогал лоб — тот пылал, будто облитый бензином. Хотелось закрыть глаза, лишь бы не видеть этой бесконечной темноты, уснуть и не просыпаться, только бы не чувствовать вселенского холода вокруг. Боль окопалась в каждом нерве, и недавний пульпит просто смешно было с ней сравнивать.

Александр вдруг отчетливо понял, что с него хватит. Все равно город, к которому он идет четвертую неделю, — мираж в ледяной пустыне, где никто его не ждет, да и не ждал никогда. Этот самообман был с самого начала нужен только для того, чтоб дать ему стимул продолжать жить. Теперь, на половине дороги, этот стимул себя исчерпал. Жизнь стала совершенно невыносимой, да и конец ее был очевиден. Какая разница, днем раньше, днем позже? И фантастическое везение, и перенесенные тяготы — все оказалось впустую.

В какой-то момент он принял решение. В отличие от всего того, что парень делал в эти дни, оно было продиктовано холодным рассудком. Это не был поступок истеричной барышни: «Никто меня не любит, никто не приголубит». Просто взвесив все «за» и «против», что-то в нем решило заканчивать спектакль.

Ему было известно всего одно окончательное средство. По аптечкам Саша набрал пять стандартов азалептина — препарата, прекрасно сбивающего давление. Надобность в нем отсутствовала, ведь Александр не был гипертоником. Напротив, давление у него было слегка пониженное. Именно поэтому даже пять таких таблеток могут его убить. Десять прикончат гарантированно, а двадцать — с большим запасом. Он выпьет одну упаковку, закроет глаза и постарается расслабиться, а потом бездна примет его так же, как в том сне, но больше уже не отпустит.

Теперь ждать. Еще немного. За ним снова придут и уведут с собой туда, откуда не возвращаются.

Александр лежал и прислушивался к ощущениям тела. Пока ничего, но скоро, он знал, его начнет охватывать слабость, которая будет нарастать и завершится потерей сознания. Границу между жизнью и смертью он проскочит незаметно. Саша всегда удивлялся идиотам, которые прыгали с крыши, резали вены, вешались и даже пили уксус. Наверно, в этом было много позерства. Не могли же они не знать такого простого средства? Никаких тебе неприятных ощущений и стопроцентная гарантия. Главное, чтоб не успели откачать, но в его ситуации этого бояться не стоило.

Александр настолько отрешился от всего постороннего, что, казалось, вот-вот должен был увидеть свое тело на кровати со стороны. И тут на него накатило неприятное ощущение, совсем не похожее на смерть. Спазм произошел так неожиданно, что парень не успел даже приподнять голову. Через секунду он чуть не захлебнулся едкой горячей жидкостью. Рот заполнила дикая горечь, как будто его рвало желчью пополам с соляной кислотой. Это продолжалось долго, и ему казалось, что рвотные массы вот-вот закупорят дыхательное горло, но рефлексы сделали свое дело. Отплевываясь, Саша начал дышать. Его желудок был осушен до донышка.

Александр прокашлялся и рассмеялся сквозь слезы. То, что с ним произошло, не было похоже на реакцию на препарат. Слишком рано, таблетки еще не успели бы раствориться. Да вон они — лежат непереваренные на полу. Просто у судьбы было странное чувство юмора. Лучевая болезнь, которая готовилась свести его в могилу, спасла его от самого себя.