Все эти переговоры напоминали старую-престарую голодраму по метафорическому сюжету с Девять Гибискус, заменяющей императора, и мостиком, заменяющим сверкающие своды Дворца-Земля… И да, она же упустила из виду Город, впервые за долгое время и подчеркнуто.

Это было мастерское небольшое представление, если только Три Саргасс могла оценивать собственные риторические способности. Ей понравилось «пролить свет на этот беспросветный конфликт» – хорошая перефразировка Одиннадцать Станка, и кто-нибудь наверняка оценит аллюзию. Впрочем, может быть, оценит только она сама.

Но на Дарца Тараца это, как ни грустно, не произвело впечатления. Он вообще никак не прореагировал на Три Саргасс, только посмотрел на нее взглядом, исполненным презрения, и повернулся, чтобы сказать Махит на языке станции еще одну отрывистую фразу, состоявшую из смеси согласных. Три Саргасс четко уловила несколько слов, одно из них – «Искандр», другое – «империя», которые на тейкскалаанском звучали совсем иначе. Махит, в чье горло все еще упирался пистолет, закрыла веки, вздрогнув ресницами. Когда она открыла их, ее глаза смотрели иначе. Она стала не совсем собой. Кривая ее рта широко раскрылась, жест руки был неторопливым и всеохватывающим. Как будто она была одержимой. Как будто она была… Искандром Агавном, наверно.

Кто из них двоих красивыми руками Махит обследовал тело Три Саргасс? Какой совершенно неуместный вопрос – зачем он возник в голове сейчас?! Особенно с учетом того, что ответ, скорее всего, шокирующий: оба. Ей никогда не будет нравиться сама идея имаго-машин. Впрочем, вряд ли это имело значение, если Махит вот-вот убьют…

Даже ее голос зазвучал иначе, когда она заговорила. Сначала на языке станции – она опять произнесла слово «империя» на станционном, и еще одно, знакомое Три Саргасс, – «партнерствовать», она встречала этот глагол в таможенных документах. А потом – слава всем мелким божествам, которым кто-нибудь приносил в жертву кровь! – Махит сказала по-тейкскалаански:

– Советник, вы поставили мне задачу – научиться понимать чужаков и повлиять на то, чтобы их поведение стало более благоприятным по отношению к станции. Разве не об этом вы всегда говорили мне?

Так тут есть история. Три Саргасс хотела ее узнать, почувствовать ее во рту, пережевать и выплюнуть. А что, если Дарц Тарац требовал от Махит диверсионной работы, как требовал от Искандра Агавна, который был любимым варваром императора Шесть Пути? Какое из этих указаний Агавн отказался выполнять, а какое выполнил?

Пять Чертополох сильнее упер пистолет в горло Махит. Молчание. Движение ее челюсти, когда она проглотила слюну, было скованным.

– Разве это не признание в шпионаже, яотлек? – спросил Пять Чертополох. – Воровать наши тайны и пытаться влиять на наше поведение!

Что было равносильно вопросу: «Мне пристрелить ее сейчас?», а потому Три Саргасс теперь было необходимо сказать правильные слова…

Но Девять Гибискус успела раньше:

– Никто, Пять Чертополох, не ждет, что варвар будет в первую очередь думать о ком-то, кроме своих собратьев-варваров.

Как это верно! Махит не понравится эта правота, но, может быть, Три Саргасс может уладит это позднее.

– И все же, – быстро прервала яотлека Три Саргасс, – посол Дзмаре выразила готовность поехать со мной, когда я ее попросила, приложить свои знания к нашим усилиям по первичному контакту, послужить не только своей станции, но всему Тейкскалаану. Ничто не бывает простым, яотлек, когда имеешь дело с варварами, особенно с Махит Дзмаре, которая возвела на трон нашего императора и предупредила о нашем враге. Она очень хорошо знает нас, но все равно приняла мое предложение.

Сказав это, она поняла, что извиняется. За глупость с жакетом Махит, за то, что не говорила с ней, за то, что, приехав забрать ее с собой на войну, исходила из уверенности, что Махит согласится. Конечно, согласится – ведь когда империя просит, пусть даже устами друга или вероятного любовника, у варвара нет ни малейшей возможности отказаться, и чтобы при этом его продолжали считать за человека.

Она с горечью поняла, как о многом предстоит крепко подумать, когда люди на мостике перестанут наводить друг на друга энергетическое оружие. Позже. Она хотела, чтобы у нынешней ситуации было «позже». Отчаянно хотела.

– А вы, советник Тарац! – продолжила она, пытаясь проложить дорожку к этому «позже». – Какими бы ни были ваши пожелания, посол Дзмаре их уже выполнила. Если вы будете и дальше настаивать на том, что она в некотором роде ваш агент, офицер застрелит ее, и это будет огромной потерей. Это заставит замолчать единственный голос, который говорит на вашем языке, но тем не менее доступен нашему пониманию. – Она выдавила из себя смешок, легкий, самоуничижительный. – Да, я немного его понимаю, советник. У вас ужасное количество согласных.

Наступило короткое, напряженное, наводящее страх молчание. Потом Девять Гибискус сказала:

– Отпусти посла, Пять Чертополох. Пока. Мы попросим нашего гостя рассказать нам надлежащим образом, что происходит в секторе Парзравантлак. В подробностях, советник Тарац, и на цивилизованном языке, если получится.

Пистолет убрали. Три Саргасс услышала быстрый вздох Махит. Ей хотелось ее обнять, может быть, прижать к себе и точно поцеловать. Но это разрушило бы хрупкий баланс, который с трудом удалось восстановить, а потому Три Саргасс только посмотрела Махит прямо в глаза и улыбнулась, показывая зубы. Возможно, эта улыбка стала получаться у нее лучше.

* * *

Он порадовался, что его вырвало в душе, так как это означало: в метро или в наземном шаттле, который повезет его от последней действующей станции метро до космопорта, тошнить будет нечем. Расследование Городом схода поезда с рельсов еще не закончилось, или они обнаружили следы взрывчатки, но сделать ремонт еще не успели. В любом случае добраться до космопорта на метро было невозможно – ходил наземный шаттл такого размера, какой Восемь Антидот в жизни не видел. Без сидений, только с поручнями, чтобы держаться, битком набитый взрослыми, другими детьми, багажом. Он едва втиснулся, и все подумали, что он чей-то ребенок. Все ехавшие имели такой вид, будто их сейчас начнет рвать прямо в шаттле, который постоянно дергало, когда он останавливался или трогался с места. Держаться за поручни было непросто, а багаж переваливался туда-сюда, ударяя людей по ногам, отчего они теряли равновесие.

Но больше всего ему досаждало отсутствие облачной привязки. Когда он в последний раз заглядывал во Дворец-Центр, у него был гид, и весь Город за ним наблюдал, но сегодня ему нужно было перемещаться быстро и без посторонних глаз. Он не знал, позволит ли ему Ее Великолепие и дальше оставаться шпионом, сохранит ли такую степень свободы, при которой он попадает в переделки и узнает вещи, о которых не должен знать или которые кто-то держит в тайне. Он в лицо сказал императору, что не согласен с ней, а теперь он предпринимал действия, которые должны были отменить ее приказ. Если бы он позволил Городу и всем камерам отслеживать его перемещения по облачной привязке и получать изображения и если бы император захотела его остановить, он сильно облегчил бы ей поиски.