– Махит? – спросила Три Саргасс, как будто считала, что Дзмаре знает ответ на этот абсолютно философский вопрос.

У Девять Гибискус были вопросы куда более важные.

– Пчелиный Рой, – сказала она, вкладывая в голос все тепло, какое можно было передать через тонкозвучную пустоту, разделяющую их. – Извини, не могла ответить тебе сразу же… как ты все это понял?

– Яотлек, – сказал Двадцать Цикада, и в его устах ее титул прозвучал как имя, ее имя – настолько он был доволен собой и настолько был рад слышать ее. – Все дело в грибке. Вот в чем. Они передают его своим детям, и грибок… он пробуждает детей, пока это все, что я могу сказать. Они нарисовали мне картинку, как их малыша кормят этим, а потом подключают ко всем остальным с помощью их фрактальной сети. Это что-то вроде телепатического наркотика – или паразита, который обретает симбиотические свойства. Много бы я отдал, чтобы здесь и сейчас иметь команду икспланатлей и исследовательский институт. Мы знаем кого-нибудь на «Грузике для колеса», у кого есть хобби – изучать грибки-паразиты?

– Никогда не задавала такой вопрос, – услышала свой голос Девять Гибискус, спрашивая себя, зачем кому-то такое хобби, в особенности на корабле Флота, который свободен от всевозможных грибков настолько, насколько возможно. – Понятия не имею. Тот самый грибок, который убил медицинского кадета, – ты думаешь, что он обеспечивает их коллективным разумом? Как у пчел в улье?

– Именно так. Кстати, Шесть Ливень умер не по своей вине – я все еще продолжаю думать, что у него была массивная анафилактическая реакция. Тем не менее наши враги не делают инъекцию грибком, они его едят.

– Чисто органический способ сохранения памяти, – сказала Дзмаре, обрывая их низким очарованным голосом. Девять Гибискус проигнорировала ее. Разве Двадцать Цикада не сказал только что: у инородцев не общая память, а общий разум?

– Таким образом, мы не можем рассматривать попадание их грибка на наш корабль как диверсию, – сказала она без вопросительной интонации.

– Нет, никто его не заносил к нам специально, – подтвердил Двадцать Цикада. – Но подробности остаются мне совершенно непонятными, Мальва. Я решаю ребусы, а они говорят или поют друг другу внутри своего огромного грибково-пчелиного разума. У меня есть на этот счет одна идея, но она тебе не понравится.

Девять Гибискус хотелось рассмеяться, обнять его, вернуть его на корабль.

– И что же это за идея, которая мне не понравится?

– Я думаю, что, пожалуй, съем этот грибок, – сказал ее адъютант, ее дражайший друг, ее заместитель на протяжении более чем двадцати лет. – Тогда я смогу общаться с ними напрямую.

Хуже идеи Девять Гибискус и представить себе не могла.

Восемь Антидот потерял двадцать минут, пытаясь отыскать «Осколок», припаркованный в терминале Настурция. Он не увидел ничего, похожего на бесформенный обломок стекла с острыми кромками, каким он представлял себе «Осколок» по тем документам, что попадались ему на глаза в министерстве войны, а также по сверкающим моделям одноместных истребителей заостренной формы, разбросанных по черной столешнице картографического стола. Через двадцать минут он вспомнил, что почти все «Осколки» должны находиться внутри большого корабля, висеть там в своих стояночных местах.

Но искал он вообще-то не «Осколок», а пилота «Осколка», который позволит ему забраться в кабину.

С этим было похуже, потому что он понятия не имел, как найти пилота – в бар он зайти не мог, позвонить в министерство и спросить – тоже, а времени с каждой уходящей секундой оставалось все меньше. С каждой минутой, что он тратил, стоя в суете терминала Настурция, приказ Девятнадцать Тесло подвергнуть тотальному уничтожению целую планету все приближался и приближался к яотлеку, а его собственный приказ сильно отставал.

Наконец он вернулся к киоску министерства информации, устроился сзади, чтобы не попасться на глаза асекретам, и попытался представить, как пробраться на один из кораблей Флота. Может быть, поступить во Флот? Ему еще мало лет, но он может притвориться… пока кто-нибудь не возьмет его генетический отпечаток и не узнает, что он – императорский наследник, и не вернет его во Дворец-Земля, как потерявшегося котенка. Нет, это не вариант. Может быть, он сумеет пробраться в один из ящиков, который грузят на флотский корабль? Прокатиться зайцем?

Все эти идеи основывались на самых дурацких эпизодах голодрам, тех, что он всегда выключал.

И вдруг, словно он сам их сотворил, информационный киоск обошли два флотских солдата и направились прямо к нему. Оба они были высокие, с длинными темными волосами, заплетенными в тугие косички на военный манер. У солдата, что шла справа, прямо под нарукавной нашивкой он увидел значок Десятого легиона – бинарная система со звездами на общей орбите узнавалась без труда, металлический треугольник, все линии которого искривлены, словно в движении. Она была пилотом «Осколка». Прямо здесь. Это казалось невероятным. Он искал пилота, и пилот появился, вот только… это были те самые «Осколки», которые брали почту для скорейшей ее доставки в рамках почтовой системы гиперврат, когда получателем был Флот.

В некотором роде он сам сотворил этого солдата.

Заманил в этот киоск за посланием Флоту, и она только что взяла его.

Восемь Антидот проглотил слюну. Выпрямился во весь рост и пожалел, что одет, как мальчик на посылках, а не как императорский наследник Восемь Антидот. Но у него не было ничего, кроме самого себя. Он перехватил этих солдат – остановился точно перед ними, превратив себя в досадную помеху, которую либо придется обойти, либо уделить ей минуту-другую.