Дочь у него была лет восемнадцати. «Папа», говорит отцу: «вы наймите етого человека, может быть, он займется со мной музыкой. Ты смотри, как он рассыпается, и я могла бы так играть». Ну, он пошел. Заходит к нему: «Вот», говорит: «молодой человек, моя молодая дочь хочет тоже научиться етой музыке: не пожелали бы вы с ней заняться?» Тот рассмехнулся: «Почему ж», говорит: «можно заняться, если она хочет. Я сам до сих пор учился, да хочу вот отдохнуть, пока подыщу себе место». — «А сколько это будет стоит удовольство?» — «Ну уж это сколько вы положите». — «Ладно! я сделаю так: если ты будешь учить мою дочь, вот тебе двести рублей в месяц и стол готовый».

Ну, как молодой человек, и она девица молодая — играть — играть, да заиграли и совсем другую штуку. Вот один раз сидят, обнимаются, а мать его, Лидия Меньшикова, уж все сведения собрала, когда и куда он должен приехать. Она и туда и сюда, по гостиницам, по трактирам — нет и нет! — А по городу слава идет, что в такой-то гостинице молодой музыкант и певец, какого ища свет не производил.

Вот она в эту гостиницу и пыхнула. «Не проживат ли у вас восемнадцатилетний молодой человек здесь»? Хозяин подходит: «Да», говорит: «вот в пятом ли там — в шестом номере, дочь мою музыке обучает». — «Проведите, мне нужно этого человека беспременно видеть». Повел он ее, подходит к двери тихо; отворяют, она залетат туда, он сидит на диване, а она у него на правой ноге сидит, обнял ее и целуются». — «Ну, дочка!»

Она вскочила, изменилась вся в лице.

— «Здраствуйте, здраствуйте, молодые люди! Помогай вам бог заниматься на музыкальных инструментах!» — «Спасибо!» — «Ну, давно тут занимаешься музыкой»? — «Да я другой месяц вот живу». — «Твое имя как?» (Павлом Георгиевичем его называют). «Так», говорит: Павел Георгиевич, значит тут живете? «А это», говорит: «тут кто у вас?» — «Она учится на музыке играть». — «Так вот тут нужно секрет переговореть». (Это сама Меньшикова дочь, Лидия Меньшикова). — «Может-быть я вам мешаю»: говорит: «могу обождать» (села за дверь). — «Да, што же», говорит: «вам угодно?» — «Да вот што, я — тебе мать. Мне сказали, ты уехал в Петроград. Я тут все гостиницы избегала, не могу тебя найти. Пора уж тебе делом заняться. Хочешь самоуком торговлю я тебе сделаю?»

Напротив графа Воронцова уж ей дом был откупленный; она отторговала с им все постройки, пару лошадей, кучера, повозку, все откупила, представила Павлу Георгиевичу: «Вот тебе!» Тогда што тут делать, выходит, к труду надо приступать. Перебрался он, выходит он в этот погребок, внизу у него — магазин, вверху жительство. А у графа дочка, красавица — из под-ручки посмотреть. А та брошена уж осталась, с брюшком (у ей брюшко заболело — выучил он ее на инструментах играть).

Ну, выходит он в погребок, а та выходит на балкон, и глаз с него не спускат, хоть оттаскивай. Вот так любуется ём изо дня в день — «да штож, говорит, глазами сыт не будешь!» Вот один раз вышла она из терасы, не утерпела, и говорит своей фрелине: «Ну какой же он милашка — я бы его прямо в ложке выпила!»

Ну, што делать, подзыват она кухарку али губернанку: «Пойди», говорит: «к нему в лавку, возьми там шеру ли мадеру; мне она не нужна, только посмотри, да расскажи мне про его». Пошла та, забежала к нему в погребок: «Позвольте мне мадеру бутылку!» Он выставлят бутылку: «Пожалте денежки!» — и сам сел и начал играть на гитаре; посмотрела она его красоту, прибегат: «Ох, ты, говорит, вот да! Такой красавец, какой редко увидишь и на патрете!» — «Ох, дай мне свою одежду, я пойду сама посмотрю!»

Вот она одеёт кухаркино платье, накрыватся шалью и отправлятся туда к нему. Заходит: «Вот», говорит: «подайте мне вина разного (показывает ему по полкам), вот шеру, мадеру и коньяку в три звездочки!» Она сказывает, а он выставляет. Выставил три бутылки, она выбрала. Ну ей не надо, только случай произбрать. Ну берет она вино: «Скажите», говорит: «господин, как ваше имя?» — «Павел», говорит: «Георгиевич!» — А кто вы такой?» — «А я, говорит, из наверситета учеником вышел; сейчас вот занимаюсь хозяйством; вот погребок имею. А кто вы такие будете?» «Я», говорит: «Воронцова губернанка. Я пошла... Послала меня за вином эа этим», говорит: «Воронцова дочь, — к ей гости пришли».

Сперва она лицо закрывала, а тут платок сбросила, он глядит — тут кудри, пудры, румяна, белила, духами какими-то заграничными несет, глазки ему так и эдак щурит, заговаривает. Он думат: «Вот покупательница заявилась!» Ну, поговорили, потопталась она (картинка, хоть на стенку вешай) — до свиданья», говорит: «итти надо. Спокойной ночи!»

Ну приходит она, прямо сама не своя, разобрало девку, хочется ей молодца заполучить, да не знает как. Затворилась в спальне, думала, думала, достает вино из шкафчика, наливает стакан, дербалызнула — и спать до обеда. Граф Воронцов заходит, — што такое? А она — напилась из тоски. На другой день наводила, наводила планы, што бы такое сделать.

Наконец, придумала план: пошла в кассу, взяла там семьдесят пять тысяч, взяла одну губернанку — у ей была: «Вот», говорит: «ты мне нужна. Если, говорит, ты мою тайну сохранишь, я тебя награжу, в золоте будешь ходить. Не найдешь ли человека верного, подкоп штобы под этот погребок из моей спальни и под его спальню — подкоп, словом, через улицу?» — «Есть», говорит: «хороший надежный человек. Только как работать тут, землю куда девать из этого прокопа?» — «Ну ее на носилках в помойну яму можно стаскать». — «Так можно будет разыскать!» — «Давай, скорее это дела устраивай!»

Эта губернанка охлопотала этого человека; пришол он, она вызвала дочь графа Воронцова, оне посоветовались: «Ну сколько ты возьмешь за эту работу?» — «Работа эта очень опасная, она сто тысяч будет стоить». — «Ах, у меня только семьдесят пять» (сто тысяч! — маленько!) — «Ну — делай, только штоб ни папа, ни мама, никто в городе про то не знал». — «Не сумлевайтесь, барышня, давайте деньги, мне надо наймовать рабочих и устройство это начинать». Вот начали работу.

Трудно было