всей человеческой личности осмеиваемого. В сущности, мы никогда не смеёмся над безобразием, над пороком, над злобой или коварством, а смеёмся над безобразным, злобным, порочным, когда это порочное, безобразное бывает слабо, то есть когда оно совершает какой-нибудь промах, ошибку, когда обнаруживается его бессилие, слабость. Чувство сатиры, выражающееся в живом, непосредственном, то есть видимом или слышимом смехе, владеет нами, пока мы созерцаем, воспринимаем, ощущаем эту слабую сторону безобразного, отрицательного. Чувство же безобразного, то есть чувство ненависти, отвращения, гнева, которое мы испытываем к безобразным явлениям вообще, – это более постоянное, длительное чувство, и оно не проявляется в смехе.

Хотя некоторые художественные произведения называются сатирическими или сатирой, это всё же не значит, что они внушают нам беспрерывный, не оставляющий нас ни на минуту, сатирический смех. Изображая в своём произведении действительность, автор может изображать и какие-то сатирические явления. Особенно это возможно в произведениях, изображающих какие-то отрицательные явления жизни, поскольку в отрицательном, безобразном автор может подмечать и какие-то его слабые стороны, которые, как мы видели, и внушают нам сатирический смех. Если автор изображает безобразное, которое не имеет слабых сторон, то его произведение уже смеха не вызывает и может быть отнесено к так называемому обличительному жанру, но не к сатире.

Наличие слабых сторон в отрицательном, безобразном явлении обеспечивает, таким образом, наше сатирическое отношение к нему, то есть отношение, при котором возможно сатирическое осмеяние. Такое безобразное явление мы обычно и называем сатирическим, в отличие от собственно безобразного, которое слабых сторон не имеет или не обнаруживает. Такое, не обнаруживающее своих слабых сторон, безобразное предстаёт перед нами во всей своей отрицательной силе, благодаря чему и внушает более непримиримое, более строгое отношение к себе, при котором возможно проявление чувства серьёзного осуждения, гнева, негодования, отвращения, даже страха, но не чувства, выражающегося в смехе.

Мы должны, таким образом, делать различие между отрицательным отношением, которое внушают нам собственно безобразные явления, и сатирическим отношением, которое внушают нам собственно сатирические явления, то есть те безобразные явления, которые обнаруживают в чём-либо свою слабость. В то же время мы должны делать различие между сатирическим отношением, которое само по себе смеха не возбуждает, и чувством сатиры, то есть сатирической эмоцией, которая возбуждается в нас слабыми сторонами безобразного явления и выражается в смехе.

Если, смеясь сатирически, мы осуждаем как бы только слабые стороны безобразного, то есть более безобидные недостатки людей, имеющих и более серьёзные недостатки (пороки), то не значит ли это, что наш смех смягчает наше отрицательное отношение к этим людям (вообще к безобразному), смазывает наше осуждение их более сугубых пороков, заставляет относиться к ним более добродушно, примиряет нас, как принято говорить, с пороком, со злом, с безобразным? Мы, однако ж, не станем смеяться над каким-нибудь несущественным недостатком, замечая его в человеке, всё поведение которого настраивает нас совсем на другой лад, то есть внушает чувство, при котором смех неуместен и даже немыслим. Мы не станем смеяться в том случае, когда отрицательное, безобразное явление возмущает нас, внушает нам чувство протеста, а также когда оно пугает, страшит, ужасает нас, когда оно вырастает до степени чего-то непреодолимого, вселяет в нас безнадёжность борьбы с ним, подавляет энергию к сопротивлению. Поэтому, пока мы не потеряли способности замечать в отрицательном, безобразном явлении чего-то способного насмешить нас, мы не боимся его, мы не потеряли способности сопротивляться ему, бороться с ним. Если так, то наш сатирический смех и не может быть свидетельством примирения со злом, а, наоборот, является свидетельством того, что мы не переоценили опасность и находим в себе силы для борьбы с ней.

Поскольку наше сатирическое отношение определяется общим отрицательным отношением к безобразному, например к скверному человеку, постольку в чувстве сатиры, выражающемся в осуждающем сатирическом смехе, присутствует не только радость осуждения того или иного конкретного недостатка, но и общее чувство гнева, негодования, ненависти, отвращения, которое мы питаем к такому человеку в целом. Этим и объясняется, что сатирический смех часто называют гневным, негодующим, злым, яростным, грозным, издевательским, безжалостным, беспощадным, а также смехом горьким, обидным, грустным, горестным или смехом сквозь слёзы, поскольку безобразные, отрицательные явления действительности могут внушать нам чувства горечи, грусти, обиды, способные доводить до слёз.

Если мы и называем иногда сатирический смех злым, то это вовсе не значит, что мы отождествляем его со смехом злорадным. Зло относиться ко злу – это уже не зло, а добро. В случае злорадного смеха мы относимся к человеку плохо, неприязненно, поскольку считаем, что он сделал лично нам какое-то зло. В случае сатирического смеха мы относимся к человеку плохо, несмотря на то, что лично нам он ничего плохого не сделал. В формировании чувства сатиры и вообще сатирического отношения принимает, таким образом, участие уже не личное наше чувство обиды, а наше сочувствие другим людям, которые терпят от зла, наше чувство справедливости, чувство общности, солидарности с другими людьми.

В отличие от сатирического, наше юмористическое отношение определяется общим положительным отношением к хорошему человеку, в силу чего в чувстве юмора присутствует не только радость осуждения насмешившего нас поступка, но и общее чувство доброжелательности, симпатии, которое мы испытываем к хорошему человеку. Этим и объясняется, что юмористический смех мы называем часто тёплым, мягким, душевным, дружеским, доброжелательным, беззлобным, сердечным, сочувственным.

Нужно сказать, что терминология, употребляющаяся в литературе о комическом, очень запутана. Не совсем, например, ясно, что мы понимаем под терминами «юмор» или «чувство юмора». Под словом «юмор» мы понимаем и проникнутое незлобивой насмешливостью отношение к чему-либо (например, когда говорим: «относиться к чему-нибудь с юмором»), и особый шутливый склад ума или характера человека (когда говорим: «человек с юмором», «светлый юмор Гоголя», «тяжеловесный немецкий юмор»), и вообще смешное, а также шутки, остроты (говорим «понимать юмор», что значит понимать шутки, остроты, вообще всё смешное), и смешную литературу. Некоторые даже под юмором понимают особое умонастроение и чуть ли не мировоззрение, при котором человек якобы ко всему на свете относится со снисходительной улыбкой, примиряясь, так сказать, с неизбежностью зла, в результате чего и вовсе пропадает охота смеяться, а возникает желание залиться слезами. О таком понимании юмора мы ещё поговорим, когда будем знакомиться со смехом в искусстве.

Обладать «чувством юмора» в обычном понимании – это значит уметь отличать смешное от несмешного, понимать шутки, остроты, то есть правильно реагировать на них; а также уметь самому шутить, острить, вызывать разными способами у других смех; а также не обижаться на шутки других: так, например, когда кто-нибудь обижается на шутку, говорят: «чувства юмора