В начале 1690-х гг. воэцианцы развернули согласованную кампанию во всех провинциях Республики, чтобы побудить Вильгельма III и оранжистов к решительным действиям с целью прекращения споров в государственной Церкви. В последний раз в истории Республики ортодоксальные кальвинисты надеялись привлечь власти к преследованию своих теологических противников, дабы заставить их умолкнуть и изгнать из государственной Церкви. Бентинк, фаворит штатгальтера, повсеместно считался занимавшим более энергичную провоэцианскую позицию, чем его господин. В 1692 г., когда воэцианцы использовали дело Беккера, чтобы увеличить нажим на кокцеянство и картезианство, Валтен немедленно опубликовал открытое письмо к Бентинку, в котором утверждал, что, подобно тому, как якобиты в Британии строили заговоры с целью низложения штатгальтера-короля и реставрации Иакова II, так и враги Беккера планировали уничтожить веротерпимость и вновь возвести на трон низвергнутого дьявола. Если принц поддержит защитников дьявола, увещевал Валтен, то Беккер не только будет побежден, но его враги будут изгонять всех профессоров и проповедников, в Соединенных Провинциях, которые окажутся им неугодны. В прошлом штатгальтер защищал терпимость; пусть же он останется ее поборником, призывал Валтен, и в будущем. Из-за этой вспышки он сразу превратился в объект нападок и утратил милость тех, кто мог бы его защитить. Воэцианцы усилили свою кампанию против него. Он был арестован Hof'ом Голландии в марте 1694 г., том же месяце, когда «Boekzaal» был подчинен воэцианской цензуре. Его бумаги были опечатаны; он предстал перед судом по обвинению в богохульстве, оскорблении государственной Церкви и распространении атеистических идей в отношении Писания. Одно из обвинений заключалось в том, что он называл новозаветную историю об искушении Христа дьяволом «нелепой побасенкой». Эрик Валтен, самый бескомпромиссный поборник веротерпимости, конституционного правления и ограничения церковной власти раннего нидерландского Просвещения, умер в тюрьме в Гааге через три года после его ареста, в 1697 г., в нескольких шагах от того места, где Ян и Корнелис де Витты были растерзаны толпой четверть века назад.

В Голландии битва из-за Беккера и существования дьявола двигалась к своему апогею. Роттердам требовал прямого осуждения возмутителя спокойствия. Но многие консистории в Голландии были расколоты, или преимущественно кокцеянскими. Делфт и Дордрехт отказались поддержать меры по мобилизации Южноголландского синода к оказанию нажима на Североголландский синод. Делфтская консистория придерживалась точки зрения, что вопрос следует передать на рассмотрение амстердамской консистории. Беккер обвинял своих воэцианских оппонентов в Голландии в подстрекательстве классисов Леувардена, Гронингена и Мидделбурга к вмешательству в процесс, чтобы «стереть в пыль тех, кто следует учению Декарта и Кокцеюса», объединив их с Гоббсом и Спинозой, а также в стремлении разжечь протест в реформатских кругах в Германии.

Мало-помалу в Североголландском синоде стало нарастать негодование против умеренности амстердамской консистории. Классис Хорна (в то время воэцианский и фундаменталистский, в отличие от кокцеянского Энкхёйзена) возглавил кампанию по публичной дискредитации Беккера. На собрании Североголландского синода в Алкмаре в июле 1692 г. большинство отвергло позицию Амстердама, и сам Беккер был вынужден отрицать право синода на цензуру всех изданных им произведений. Он был должным образом осужден и объявлен недостойным служить проповедником государственной Церкви. Синод потребовал от амстердамского vroedschap'а. лишить его кафедры. Амстердамские бургомистры понимали, что должны подчиниться; ибо если бы они разрешили Беккеру продолжать проповедовать, бросив вызов синоду, то оказались бы в конфликте с государственной Церковью, что было чревато волнениями в городе. С другой стороны, они не испытывали никакого желания всецело подчиняться синоду, и были вынуждены учитывать, что значительная часть города и vroedschap'а симпатизирует Беккеру. Соответственно, они временно отстранили его от кафедры, но формально не лишили должности и продолжали выплачивать жалованье, и отказались запрещать его книгу, как того требовал синод. Утрехт и несколько других городов ввели местный запрет на «De Betoverde Weereld». Но Амстердам и Штаты Голландии так и не сделали этого.

Взрыв страстей из-за «De Betoverde Weereld» Беккера был одним из самых продолжительных и имевших далеко идущие последствия в Европе эпохи раннего Просвещения. Книга вызвала беспрецедентную шумиху. В течение трех лет после ее издания появилось приблизительно 170 книг за и против Беккера и за и против веры в дьявола. Некоторые из откликов на нее, в том числе Коэлмана и ван дер Вайена, даже превосходили по объему сам «De Betoverde Weereld». Но этот огромный идейно-мировоззренческий переворот почти не вызвал резонанса во Франции или Англии. Английский перевод первой части книги Беккера, озаглавленной «Околдованный мир», появился в 1695 г., но интерес к ней в Британии был незначительным, и вскоре книга «казалась забытой». Французский перевод (1694 г.) также, по всей видимости, произвел мало впечатления. Даже в наше время при рассмотрении раннего Просвещения обычно начисто игнорируют происходившие в Нидерландах споры.

Это является симптомом любопытного расхождения путей, которые привели к раздвоению раннего Просвещения, особенно в Соединенных Провинциях. Бейль и другие гугенотские писатели и интеллектуалы в Голландии, так много сделавшие для развития нового образа мышления в Европе, не сумели осознать картезианское и кокцеянское движения в Республике. Отчасти проблема состояла в лавине материалов, выходивших на нидерландском языке, что оставило ее вне поля зрения гугенотской интеллигенции, плохо знавшей этот язык. Бейль был несколько разочарован этим, но и сам внес значительный вклад в развитие процесса, вследствие которого нидерландские диспуты остались за пределами того, что гугеноты и другие французские и английские интеллектуалы считали современными проблемами. Поразительная особенность великого произведения Бейля, его «Dictionnaire historique et critique» (которое в большей степени, чем какие-либо другие книги, позволяет получить представление о том, что читалось и обсуждалось в Европе эпохи раннего Просвещения) — то, что в ней ни разу не упоминаются нидерландские споры или их участники. Если не считать Спинозы и Виттихия, остальным — Кокцеюсу, Хейдану, Рёлю, ван Лимборху, Мейеру, Коэрбаху, ван Дале, Валтену и Беккеру — просто не нашлось места на его страницах. Это была тенденция, подкрепленная правилом, введенным Валлонским синодом в Соединенных Провинциях, что франкоязычные проповедники должны воздерживаться от участия в кокцеянско-воэцианских диспутах и связанных с ними вопросах.

Но главная интеллектуальная трансформация, произошедшая в Республике в конце XVII в., фактически не имела прямой связи с гугенотами, зато ее последствия вышли далеко за пределы Соединенных Провинций. Это было изменение идейных представлений голландскоязычной элиты, а также, в определенной степени, изменение представлений народных масс. Как отмечал воэцианский проповедник Якоб Лейдекер в 1692 г., в том факте, что многие обычные церковные прихожане и некоторые реформатские проповедники больше не верили в ангелов или Сатану, нельзя просто обвинять Спинозу и Гоббса. Это было вызвано картезианством и кокцеянством, движением, охватившим каждый уголок нидерландского культурного мира, и, в первую очередь, трудами Кокцеюса, Рёля и Беккера. Более того, глубокие изменения в Республике, хотя и оказавшие мало прямого влияния на Британию и Францию, произвели ощутимый эффект в центральной Европе, где нидерландское культурное влияние давно уже было более ярко выраженным, чем в Англии и Франции и оставалось достаточно сильным в начале XVIII в. «Betoverde Weereld» Беккера, о котором Бейль отзывался едва ли не с презрением, считался в Германии крупным событием. Первый немецкий перевод книги появился в Амстердаме в 1693 г., второй — в Гамбурге, в 1695 г. В 1694-95 гг. оживленные дебаты относительно Беккера и нидерландских споров шли во влиятельном лейпцигском журнале, «Acta Eruditorum», сообщения о дискуссии частично публиковались в «Boekzaal» Рабуса — обозрении, неизвестном в Британии и Франции, но, опять-таки, бурно обсуждавшемся в Германии. Большинство немецких участников споров по делу Беккера отреагировало таким же образом, как и нидерландские воэцианцы, настаивая на том, что Беккер был наследником Гоббса и Спинозы и поборником новой разновидности атеизма.