Еще до исключения из Информбюро руководители КПЮ – как их упрекали в Москве – исповедовали совершенно ошибочную марксистско-ленинскую теорию. Они стремились позиционировать себя как «теоретики», открывающие «новые», «особые», «собственные» пути строительства демократической Югославии, и при этом подчеркивали, что «способствуют» развитию марксизма-ленинизма. «Лидеры КПЮ утверждают, – с насмешкой констатировали советские идеологи, – что они дополнили марксистское учение о войне новой теорией, согласно которой война является совокупностью действий регулярных формирований, партизанских отрядов и народного сопротивления. Эта теория не вносит ничего нового в марксистско-ленинское учение о войне»[1394].

Сразу же после войны наиболее образованные соратники Тито ощутили необходимость в творческой модернизации идей Маркса и Ленина, но им приходилось соблюдать осторожность, так как наивысшим авторитетом в этой сфере считался Сталин. Естественно, после исключения из Информбюро их больше ничто не сдерживало. Уже на заседании ЦК КПЮ 1 марта 1948 г. Джилас заявил, что «Югославия становится мощным идеологическим центром сопротивления им [Советам. – Й. П.]»[1395]. И действительно, этот процесс начался в 1949–1950 гг., когда – на основе «Капитала» Маркса и трудов французских утопических социалистов, в XIX в. развивших концепцию свободных объединений непосредственных производителей, а также ленинских «советов» – была выдвинута идея «рабочих советов» и «самоуправления». Первые акции партия проводила на заводах, чтобы укрепить свое положение среди рабочих. Так возникли зародыши рабочих советов или подобные им организации, показавшие свою перспективность[1396]. «Изначально идея самоуправления, – вспоминал Джилас, – была моя. По моему мнению, систему нужно было упростить: всё предоставим рабочим на заводах, а мы просто будем собирать налоги. В сущности, как на предприятиях на Западе, но чтобы отношения собственности остались социалистическими. Я видел быстрое и постыдное разрастание бюрократии и бумаг, и мне пришло в голову – при чтении Маркса, – что всё это можно было бы упростить. Я хорошо помню, как сидел с Кидричем и Карделем в машине. Рядом с моей виллой. Шел дождь, и мы долго разговаривали. Тогда я высказал им свою идею о самоуправлении, с помощью которого можно было бы многое упростить. Они ответили, что еще слишком рано, что идея сама по себе хороша, но преждевременна. Через два-три дня мне звонит Кидрич и говорит: “На самом деле это хорошая идея. Это возможно!” Затем с этим согласился и Кардель, и мы начали работать»[1397]. Ведущие члены Политбюро – Джилас, Кардель, Кидрич – обсудили эту тему с Тито уже поздней весной или в начале лета 1949 г., когда приехали во время отпуска к нему в Сплит. Первая его реакция была негативной, поскольку он на самом деле не понял, чего они хотят. Ведь самоуправление совершенно не соответствовало тому коммунистическому опыту, который он имел, помимо этого ему казалось, что югославский пролетариат до него еще не дорос. Однако когда Тито объяснили, что самоуправление может вырвать их из силков сталинизма и даже стать моделью развития для других, и подкрепили всё это еще и цитатами из Маркса, он вскоре понял, о чем идет речь, и воодушевился этой идеей. Если цель классовой борьбы заключается в том, чтобы рабочий класс прекратил выполнять функции наемной силы в общественном устройстве, он должен освободиться и от государственной собственности. «Хорошо, сделаем, мы можем выдвинуть эту идею под лозунгом “Все заводы – рабочим”», – сказал Тито. Опираясь на опыт, полученный еще во время народно-освободительной борьбы, приняли решение о необходимости разработать меры для коренного преобразования всего управления общественными средствами производства[1398].

Проблему выхода из идеологического тупика, в котором югославы оказались в результате конфликта со Сталиным, в конце 1949 – начале 1950 г. впервые четко сформулировал Джилас в эссе «Ленин об отношениях между социалистическими государствами» и в брошюре «Размышления о современных вопросах»[1399]. Он констатировал, что все народы придут к социализму, поскольку это неизбежно, но в то же время отметил, что они придут к нему разными путями. «В социализме нет ведущих народов или государств»[1400]. Он критически охарактеризовал советскую систему в том виде, в котором ее создал Сталин: «Бюрократизм в СССР является прибежищем для всех классовых групп , причем он объединяет в себе их худшие стороны [Советская бюрократия. – Й. П.] аккумулирует особенности существовавших ранее классов она алчна и ненасытна, как буржуазия, но у нее нет присущего той духа предпринимательства и бережливости. Она напоминает постройки, в которых скопированы и смешаны все возможные стили, но без внутренней связи и гармонии»[1401]. Как написал Мирослав Крлежа, во взглядах истинного приверженца сталинизма началось брожение, наступил интеллектуально-моральный кризис человека, веровавшего в одну-единственную книгу, в «Краткий курс Всесоюзной коммунистической партии (большевиков)». «Человек одной книги начал открывать для себя проблему демократии, главным образом социал-демократии лейбористского типа…»[1402] Из этой первоначальной критики «цветущего сада новой мировой цивилизации» начала произрастать идея нового, иного социализма, которую в главных чертах сформулировали Эдвард Кардель и Борис Кидрич. «Идею самоуправления, – через много лет написал Душан Биланджич, – мог выдумать только какой-нибудь учитель»[1403]. Добавим: и два недоучившихся студента. В любом случае речь шла о чрезвычайно соблазнительной идее, которую Кардель и Кидрич «обсуждали бесконечно и вместе с другими товарищами искали конкретные решения». «Не знаю, – писал впоследствии Кардель, – была ли когда-либо в истории мобилизована такая масса людей для творческой работы и поисков новых путей, как это произошло под руководством Тито после нашего конфликта со Сталиным»[1404].