- Пожалуйста, папа, мы можем сегодня полететь на твоем самолете, - попросил он. -Пожалуйста, папа, пожалуйста ... пожалуйста ... пожалуйста!

Чем старше они становились, тем больше детям нравилось кататься на Tri-Pacer. Зандер мечтал стать пилотом и постоянно приставал к Герхарду, чтобы тот научил его летать. Ответ всегда был один и тот же.

- Нет, пока твои ноги не коснутся педалей. А может быть, даже и тогда.

В то время как ее брат дергал отца за рукав с отчаянием, рожденным диким волнением при мысли, что они могут получить желанную поездку, смешанную с ужасным страхом, что им откажут, Кика пошла на более тонкий подход. В возрасте четырех лет она уже начала овладевать искусством обводить своего одурманенного отца вокруг пальца. Она встала у него на пути, когда он шел через игровую комнату, заставляя его стоять неподвижно, затем подняла на него свои самые милые, самые широко раскрытые глаза и сказала: "Пожалуйста, папа, возьми нас полетать. Я обещаю, что мы будем действительно хорошими в течение многих дней, не так ли, Зандер?

Ее брату потребовалась секунда, чтобы понять, а затем он согласился с проникновенной искренностью.

- Мы будем самыми лучшими детьми на свете!

- Хм ...

Герхард задумался, позволяя тишине затянуться, в то время как его дети смотрели на него широко раскрытыми от напряжения глазами. Насколько им было известно, их мать просто уехала на целый день повидаться с друзьями. Герхард не хотел, чтобы они волновались. Так что, если он сможет дать им что-то еще, чтобы занять их умы, тем лучше.

- Тогда ладно, - согласился он. - Вы можете полететь со мной.

Зандер завопил от восторга, в то время как Кика обняла ногу Герхарда.

- Но это будет всего лишь небольшой полет, потому что солнце скоро сядет. И вы должны дать мне торжественное обещание вести себя хорошо в самолете и делать в точности то, что я скажу. Я серьезно. Полеты - это серьезное дело. Поэтому вы должны делать то, что говорит пилот. Вы понимаете?

- Да, папа! - последовали два ответа.

- Ладно, тогда поехали.

***

На плато на вершине горы Лонсоне, в большой соломенной хижине, где жила мама Лусима и практиковала свое искусство исцеления, Маниоро лежал на смертном одре. Присутствовали Насериан, его старшая жена и Бенджамин.

Состояние Маниоро было стабильным в течение последних двух недель, но внезапно, в течение нескольких часов, оно ухудшилось. Он мог справиться только с кусочком еды и несколькими глотками воды. Даже успокаивающие травы, которые собрали его женщины, больше не могли уменьшить его боль.

- Бенджамин, мой мальчик, ты больше ничего не можешь для меня сделать, - сказал Маниоро, и каждое слово давалось ему с трудом.

- Но, отец ...

- Тише ... дай мне сказать ... - Маниоро пришлось сделать паузу и собрать последние остатки энергии, прежде чем он смог продолжить. - Я был неправ, когда сказал, что Мбого, мой брат, не должен приходить сюда. Я должен увидеть его снова, прежде чем умру. Иди к нему сейчас же. Приведи его ко мне.

- Да, отец. - Бенджамин встал, затем остановился, охваченный всепоглощающей интуицией, что он никогда больше не заговорит с отцом. Он опустился на колени у кровати, взял Маниоро за руку и сказал: - "Отец, я ..." - Он замолчал, не в силах подобрать слова, которые могли бы выразить бурю эмоций, переполнявшую его сердце.

Маниоро выдавил слабую, усталую улыбку. - Я понимаю ... - сказал он. - У тебя есть моя любовь и мое благословение. - Он посмотрел Бенджамину в глаза, и этот взгляд словно смел годы конфликта и непонимания, и мир был заключен между ними, наконец и навсегда. - А теперь иди.

Бенджамин остановился у входа, чтобы в последний раз взглянуть на отца. Глаза старика были закрыты, а рот полуоткрыт, что придавало его лицу еще более осунувшееся, опустошенное выражение.

Бенджамин подумал, что Маниоро умер, но заметил, как едва заметно вздымается и опускается его грудь и прерывистый звук дыхания. Он подождал, потом повернулся и вышел из хижины.

Насериан ждала его в темноте.

- ’Я схожу за Мбого. - Бенджамин посмотрел в сторону хижины Маниоро и сказал: - ‘Останься с ним, мама. Теперь уже недолго осталось.

Солнце быстро садилось. Бенджамин нахмурился, вспомнив о тропинке, которая зигзагами петляла по отвесной скале.

- ‘Мне нужен фонарик,’ сказал он.

Насериан улыбнулась. - Ты слишком долго жил в городах белых людей, моя дорогой. Но в твоих жилах течет кровь Лусимы Мудрой. Твои ноги сами найдут дорогу.

Бенджамин кивнул, но вернулся в свою хижину за толстым джемпером, бутылкой с водой и ружьем, все это было необходимо, если он собирался ехать ночью по дикой местности, все еще населенной леопардами и львами.

- "Это необходимо для белого человека", - подумал Бенджамин. Ни один масаи не нуждался бы в этих вещах. Возможно, мама была права. Может быть, мне следует доверять тому, кто я есть на самом деле.

Назериан была права в одном – Бенджамину не нужен был фонарик. Когда сумерки сменились ночью, его глаза привыкли к темноте, и его тело, казалось, помнило все времена, когда он поднимался и спускался с горы, от бегущего маленького мальчика до высокого, сильного, гордого молодого человека. Он шел по тропинке уверенно, как горный лев, не обращая внимания на обрыв, думая только о том, что ждет его на вершине.

***

- ‘Пора домой,’ сказал Герхард. - Вы видите вон там? ..

Он накренил Три-Пейсер, чтобы детям было легче видеть через обширную открытую равнину далекий горизонт. Высокие облака вздымающихся черных кучево-дождевых облаков маршировали в поле зрения, как авангард всепобеждающей армии бога бури. Внезапная вспышка молнии пронеслась по небу.

Гроза все еще была далеко, приближаясь с востока. Должно быть, он уже попал в Поместье. До Креста-Лоджа оставалось всего несколько минут.

- Я хочу, чтобы этот самолет приземлился и был надежно устроен до того, как первая капля дождя упадет на нашу посадочную полосу.

Герхард был благодарен судьбе за то, что он взял детей с собой только для того, чтобы быстро осмотреть окрестности вокруг их дома. Он начал сворачивать на